Хрущевцы

Для нас борьба с американским империализмом и югославским титизмом была пробным камнем, критерием марксистского подхода к поведению Хрущева и хрущевцев. Правда Хрущев болтал против американского капитализма и империализма, однако нам не нравились те три или пять его повседневных приемов и встреч со всякого рода американскими сенаторами, миллиардерами, дельцами. Хрущев стал клоуном, выступавшим целый день и каждодневно, уроняя достоинство Советского Союза.

«Внешний враг у нас под ногами, мы зажали его в кулак, мы можем разбить его в пух и прах атомными бомбами» — кричал он в своих выступлениях с утра до поздней ночи. Тактика его заключалась в следующем: создать эйфорию внутри страны, поднять престиж своей клики в странах народной демократии и дать американцам и мировой реакции понять, что, независимо от пышных слов, «мы уже не за мировую пролетарскую революцию, мы хотим тесного сотрудничества с вами, мы нуждаемся в вас, и вы должны понять, что мы меняем цвет, совершаем крутой поворот. На этом повороте мы натолкнемся на трудности, поэтому так или иначе вы должны помочь нам».

К югославскому вопросу, который был нам ясен, поэтому мы и не двигались с нашей позиции, хрущевцы относились волнообразно, с приливами и отливами. Хрущевцы то ссорились, то сходились с югославскими руководителями. Когда ссорились с титовцами, советские ревизионисты подтверждали нашу правоту, а когда сходились с ними, убеждали нас смягчить свое отношение к титовским ревизионистам.

Хрущев не сводил глаз с югославского руководства и стремился, если не подчинить себе, то по крайней мере во что бы то ни стало перетянуть его на свою сторону. В лице Тито он, естественно, искал и идейного союзника, и руководителя, которому он, как «старший брат», должен был покровительствовать. Иными словами, Тито был любимцем Хрущева, ибо он первым атаковал Сталина и отрекся от марксизма-ленинизма. В этом они полностью сходились, но в то время, как лидер Белграда орудовал без маски, Хрущев старался сохранять маску. На международной арене Тито стал любимым «коммунистом» американского империализма и мирового капитализма, которые сыпали его помощью и кредитами, чтобы тот лаял на советское государство и советский строй и в то же время продавал Югославию иностранным капиталам.

Хрущев старался маневрировать Тито в свою пользу, чтобы как нибудь сбавить его тон в выступлениях против советского строя, перебить американскому агенту в Белграде большой аппетит в его борьбе за подрыв советского влияния в странах народной демократии, насадить в Югославии хрущевские ревизионистские взгляды и сдержать прямой курс руководства Белграда на западный образ жизни, на американские капиталы.

В свою очередь, Тито уже давно мечтал о перемещении эпицентра руководства так называемого коммунизма из Москвы в Белград, чтобы Белград заменил Москву в Восточной и Юго-восточной Европе: Осуществление плана Тито было задержано его разрывом со Сталиным, который обнаружил и решительно изобличил это коварное деяние ренегата. При помощи американцев теперь, видя, что Хрущев и его группа подрывали дело Ленина и Сталина Тито снова вытащил этот план.

Между Хрущевым и Тито — этими лидерами современного ревизионизма должна была происходить долгая и сложная конфронтация, то умеренная, то острая, то бранью и атаками, то заискиванием и улыбками. Но как ссорясь, так и обнимаясь, ни одна из сторон не поступала на основе и в интересах марксизма-ленинизма, независимо, от якобы марксистских словес и фразеологии, независимо от клятвы Хрущева в том, что он, мол, боролся за возвращение Тито на позиции марксизма-ленинизма. Антикоммунизм лежал в основе их взаимоотношений; с позиции антикоммунизма оба эти мужичонки, каждый в своих интересах, делали все, чтобы подчинить себе друг друга.

Наша партия внимательно прослеживала этот процесс, храня при этом самую высокую бдительность. Его дальнейшее развитие должно было еще больше убедить ее в том, кем были Хрущев и хрущевцы, что они представляли в Советском Союзе и в международном коммунистическом и рабочем движении.

Первый сигнал того, что новое советское руководство изменяло прежний курс в отношении югославского ревизионизма, мы получили еще в июне 1954 года.

В дни нашего пребывания в Москве советское руководство вручило нам длинное письмо за подписью Хрущева, направленное центральным комитетам братских партий, в котором сообщалось о выводах, вынесенных советским руководством относительно югославского вопроса. Хотя письмо было датировано 4 июня, а мы находились в Москве уже несколько дней, причем 8 июня имели даже официальные переговоры с главными советскими руководителями, об этой очень важной проблеме, изложенной в данном письме, они совсем не упомянули нам. По-видимому, Хрущев, которому хорошо была известна наша решительная, твердая позиция по отношению к предателям из Белграда, хотел поступать с нами осмотрительно, делать дело постепенно.