Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Об этом чуть позже говорили и сами американцы, признавшие, что именно благодаря RIAS демонстрации и забастовки, начавшиеся в ГДР 16–17 июня 1953 года, носили скоординированный и организованный характер[113]. Более того, как утверждают сами американские историки (К. Остерман[114]), буквально через одну неделю, 25 июня 1953 года, Совет национальной безопасности США рассмотрел вопрос о программе действий в отношении стран Восточной Европы, которая уже на следующий день была одобрена президентом Дуайтом Эйзенхауэром, внёсшим ряд незначительных поправок в её текст. Принятый документ был оформлен как «Временный план психологической стратегии США по использованию волнений в европейских сателлитах» (PSB D-45). А ещё через пару дней, 29 июня, именно на базе этого плана была издана директива Совета национальной безопасности (NSC158) «Цели и акции Соединённых Штатов по использованию волнений в государствах-сателлитах».

Между тем надо сказать, что после эфиров RIAS у многих граждан ГДР, особенно в Восточном Берлине, создалось ложное впечатление, что народная полиция либо перешла на сторону восставших, либо просто не подчиняется приказам главы МВД Вилли Штофа. Хотя на самом деле народная полиция Берлина, численность которой была не более 4000 сотрудников, получила от властей строгий приказ не применять силу, поскольку в Политбюро ЦК СЕПГ всё ещё надеялись, что демонстрации и забастовки вскоре прекратятся сами собой. В подобном настроении пребывали не только В.Ульбрихт, О. Гротеволь и Р.Херрнштадт, но даже министр госбезопасности Вильгельм Цайссер и его заместитель генерал Эрих Мильке, которые, видимо, недооценили серьёзность создавшегося положения либо, напротив, решили на нём сыграть. Поэтому поздним вечером 16 июня В.С.Семёнов с большим трудом убедил немецких товарищей в необходимости срочно подтянуть к Берлину части казарменной полиции. Одновременно он отдал приказ новому главкому Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ) генерал-полковнику Андрею Антоновичу Гречко перебросить в Берлин две стрелковые и одну танковую дивизии, которые ранним утром 17 июня взяли под охрану все основные правительственные и партийные объекты в столице ГДР. А днём того же дня советский комендант Берлина генерал-майор Пётр Акимович Диброва издал приказ об объявлении в городе военного положения, и таким образом вся власть в столице ГДР де-факто перешла к советской военной администрации.

Тогда же, 17 июня 1953 года, в Берлин срочно прибыл первый заместитель министра обороны СССР, начальник Генерального штаба Вооружённых сил СССР Маршал Советского Союза Василий Данилович Соколовский, который имел богатейший опыт «кризисного управления» в Восточной Германии во время Берлинского кризиса 1948–1949 годов, когда он возглавлял Советскую военную администрацию (СВАГ) и был главкомом ГСОВГ.

Между тем 17 июня 1953 года — в решающий день забастовок и демонстраций — акции протеста в крупных городах не были поддержаны интеллигенцией. На многих берлинских заводах инженеры (как, впрочем, и вузовские профессора) наотрез отказались выходить на демонстрации. Да и сами рабочие вовсе не встали в едином порыве на сторону восставших пролетариев. В целом по стране из 10000 общин (то есть населённых пунктов) волнения произошли только в 270[115] (по другим данным, в 400 или 700[116]) общинах. Лишь 10 % рабочих приняли участие в акциях протеста. Только в Восточном Берлине, где наиболее активно действовали агитаторы, удалось вовлечь в демонстрации до 40 % рабочих. Кроме Берлина, сильные беспорядки имели место в Галле, Мерзебурге, Магдебурге, Гёрлице, Йене, Гере, Лейпциге и Дрездене. Вместе с тем практически не были затронуты протестами индустриальный север ГДР, то есть Шверин, Росток, Нойбранденбург и большинство общин Тюрингии. За 17 июня 1953 года советские войска применяли оружие только в Берлине, Магдебурге, Галле и Лейпциге, где были убиты 23 и ранены чуть больше 300 человек[117].

Позднее даже Верховный комиссар США в Германии Дж. Конэнт признавал, что русские действовали 17 июня очень умеренно. Собственно, нужды в более крутых мерах, по сути, и не было. Демонстранты действовали нагло до тех пор, пока под влиянием RIAS были уверены в том, что реального отпора они не получат. Но как только советские войска и казарменная народная полиция по-настоящему вступали в дело, демонстрации за очень редким исключением мгновенно прекращались. Выяснилась и ещё одна интересная деталь: многие рабочие, увидев, что их протест используется бывшими нацистами, чинушами и частью бюргеров для организации погромов, стали покидать демонстрации, поскольку немецкое рабочее движение во время проведения протестных акций всегда отличалось особой дисциплинированностью и достойным поведением.