Хрустальная медуза

— Зенон! Он определенно что-то там увидел, узнал! Что-то такое с ним там определенно случилось. Да-да! Поэтому он и вернулся таким странным, поэтому все бросил и помчался назад. Что, что он мог там увидеть, Зенон?! Что на него так: повлияло?

— Пока я в неведении, Кора. Но ты не должна беспокоиться, девочка. Фил — опытный пилот и крепкий человек.

— Нравственный коллапс, — подавленно повторила она несколько раз. — Нравственный коллапс… Что же мне делать, Зенон? Когда хотя бы вас жда…”

И тут связь оборвалась — ”Матлот” достиг приграничной зоны.

— Она хотела спросить, когда мы вернемся, — невозмутимо проговорил Зенон и приказал курьеру:- Снеси кристаллы в сейф.

Тот выключил видеосонатор и скрылся.

— И ты бы ей ничего не смог ответить. — Филипп вздохнул.

— И я бы ей ничего не смог ответить.

— Ну, а про коллапс что ты там навыдумывал?

— Это не выдумка, Фил. Я досконально исследовал доступную мне информацию и выводы перепроверил несколько раз.

— Информация! Полчаса болтовни замотанного человека — это информация?

— Информация. Тонус, жесты, недовольство уникумом, конфронтация мозга и души, два бокала вина… И еще многое-многое другое.

— Ты не робот, Зенон, — сказал Филипп. — Тут какое-то недоразумение. Или тебя подменили. Или степень автоэдификации… Что ж! Во всяком случае, с тобой, старина, я вижу, не соскучишься. Собеседник ты отменный, нянька — отличная. Вон как ты освоил массаж. Филипп поморщился. — Ну, довольно. Теперь — душ и обед.

И тут взгляд его упал на дубль-экран внутреннего контроля: он искрился голубым светом.

6

Когда Филипп появился в кабине, дублер не встал, как было предписано инструкцией.

— Шпарим нормально, — не оборачиваясь, буркнул он. — Что, надрыхался? Это могло значить только одно: перед Филиппом сейчас сидел не Бонтон, а его антипод. Кто мог переключить дублера на второй режим? Кто-нибудь из подсобников, связистов, контролеров? Но ведь никому из них вход в кабину не разрешен.

Взгляд Филиппа остановился на уникуме — тот изобразил покой и беспристрастие. Все было ясно.

— Кто позволил?

Уникум сделал вид, что не понимает вопроса.

— Изволь зафиксировать, что я сейчас скажу. Это — приказ! Фиксируй: Я, спецрегистратор уникум У-ЗК 548897, несущий службу на корабле “Матлот”, сознательно, из чувства мелочной обидчивости и мстительности, в нарушение всех инструкций и предписаний, самостоятельно, в отсутствие Первого Пилота и без его разрешения переключил дублера, во время пилотирования им корабля на второй режим, который предусмотрен как развлекательный, подвергнув тем самым корабль и экипаж опасности. Я, спецрегистратор уникум У-ЗК 548897 сделал это умышленно, потому что испытываю неприязнь к Первому Пилоту, и по данной причине прошу после настоящего “разгрузочного” рейса перевести меня на другой корабль. В случае повторения проступка считаю необходимым пригашение… Зафиксировал? Великолепно. Это — приказ! — повторил Филипп.

“Все равно все будет стерто, но пусть призадумается, поднатужит свои системы. А то распустились, черт побери, слишком чувствительными стали. Дорезвятся наши умники с этой автоэдификацией киберов. Большие возможности открываются, видите ли! Вот вам результаты! Один от одиночества изнывает, другой обижается, а что еще выкинет третий?”

— Повторного проступка не будет! — уверенно произнес уникум.

— Это приказ, дубина! — рявкнул дублер.

— Есть, — отозвался уникум и тихо добавил:- Остается вас поблагодарить, я и сам давно уже не хотел с вами работать.

— Ты будешь работать там, куда тебя поставят. И пока ты здесь, ты будешь делать то, что тебе делать положено, — веско сказал Филипп, — и не допустишь больше ни одного — ни одного! — нарушения Инструкций, Предписаний, Правил. Это приказ!

— Есть.

Слово “приказ” было для любого робота подобно энергетическому импульсу, приводящему в действие весь механизм его или останавливающему любое его действие; ослушаться приказа, не повиноваться ему было невозможно — это было выше способностей самого совершенного кибера. “Приказом” пилоты усмиряли роботов, ставших в результате авторегулировки и автоэдификации чрезмерно строптивыми или “чувствительными”, останавливали бунты, принуждали к выполнению заданий, не предусмотренных программой, и далее к “самоубийству”, если кибер становился реальной угрозой.

Уникум, безусловно, подчинится; самодеятельности, подобной сегодняшней, больше не будет — тут Филипп мог быть спокоен; он не мог приказать ему лишь одного: не фиксировать и не регистрировать: фиксировать и регистрировать было сущностью робота, не делать этого он был не в состоянии.