Хрустальная пирамида

— Но такая уж это вещь — цивилизация. Мы повсюду пользуемся благами, которые дает нам электричество, однако при этом никто не знает, что это такое. Мы просто из своего опыта усвоили, что если сделать то-то, то результат будет таким-то. Мы не думаем об изобретателе такого достижения цивилизации, как мотор. Но изобретатель существует. Мотор был изобретен, когда к проводнику по ошибке подключили ток и он начал вращаться [33] . На самом деле наша цивилизация все еще находится на таком уровне.

То же самое и с диоксином. Его использовали для дефолиации лесов во Вьетнаме, и только гораздо позже заметили его страшные побочные действия. Диоксин обладает свойством, попав в человеческий организм, воздействовать непосредственно на ДНК и разрушать ее. При копировании спираль ДНК делится на две, как если бы расстегнули молнию, и в пространство между ними попадает диоксин… Ну ладно, объяснять это сейчас нет большого смысла. Скажу о главном — под влиянием диоксина скачкообразно увеличивается количество детей, рождающихся с уродствами. Во Вьетнаме появилось на свет огромное количество таких младенцев — без головного мозга, без некоторых конечностей, с двумя головами, с двумя торсами. Большинство из них умерли, но некоторые выжили. Они — дети нашей цивилизации, решившей использовать диоксин.

Конечно, дети с врожденными уродствами встречаются и в природе. И этим сначала пытались оправдать применение дефолиантов. И что же? Дети с уродствами рождаются только во Вьетнаме? Нет, ваш бог не мог допустить такой несправедливости. В Америке они тоже есть. Таким ребенком оказался и Роджер Алексон.

В студии воцарилась удушливая тишина, вызванная отчаянием. Для американцев это было сильным ударом.

— Есть свидетельства, что и у американцев, служивших во Вьетнаме, рождались дети с уродствами, хотя это и скрывали. Война — это временное помешательство. Развязавшие войну из-за какого-то мелкого повода власть имущие через десять лет снова подружатся и легко забудут, что воевали всего несколько лет назад. Это политика. Цивилизация строится на тотальной игре. Здесь действует только механика денег, а мораль — не более чем лицедейство. Запасы оружия на складах, которое произвели, затратив большие деньги, надо продать, как молоко или сахар. У всех товаров путь один. Америка — крупнейший в мире военный завод. И одновременно — технологический лидер цивилизации. Вот только простые люди, у которых родились дети-уроды, никуда не исчезают с концом игры. Им приходится продолжать жить в страданиях, о которых никто не догадывается.

— И Роджеру тоже…

— Совершенно верно, Леона. Ему придется прожить всю жизнь, избегая других людей. Он всю свою жизнь будет расплачиваться за чужие грехи, в которых никак не виновен. В этом одна из тайн строительства того странного сооружения на Иджипт-Айленд. Где бы ни был Роджер, его могли увидеть. Отец, жалея сына, поселился вдалеке от людей, построил подземную резиденцию для сына и собирался ухаживать за ним всю жизнь.

— Боже мой!

— Организм сына совсем не подходил для жизни на поверхности, но у него неожиданно открылись способности к плаванию и погружению на глубину. Строение тела очень подходило для нахождения в воде. Своего рода возвращение к биологическим предкам.

— Почему он хотел до меня дотронуться?

— Его умственные способности не уступают обычному человеку, а может быть, и выше. Он не злодей. Вы, господа, наверное, не можете и представить такого, но он ни разу в своей жизни не видел женщину.

— Боже мой!

Присутствующие закивали.

— Он знал только одного человека — своего отца Пола, и тот был для него всем. Когда он увидел тебя рядом с собой под дождем, ему показалось, что он видит божественное чудо необыкновенной красоты. Он сказал мне, что неожиданно для самого себя произнес эти слова.

— Да, он не допускал никаких грубостей…

— Он и не мог. Мы судим по его страшному внешнему виду и безосновательно считаем его грубым животным. Но дело обстоит совсем наоборот. Он боится этого мира больше, чем кто-либо другой. Он очень слаб. Мускулы его рук и наполовину не так сильны, как у нас.

— Вы правы. Значит, тогда он только хотел рассмотреть меня, то есть женщину, человека женского пола…

— Вот именно. Только, к сожалению, он вряд ли проживет долго.

— Надо было с ним поближе познакомиться… А на каком языке он говорил?

— На испанском.

— Испанском?

— Да. Не знаю, почему, но отец, Пол, научил его испанскому.

— Значит, это был испанский язык… Но странно, господин Митараи, откуда вы все это знаете? Как вам удалось за такое короткое время выяснить такие подробности?

Мой друг усмехнулся.

— Почему ты об этом спрашиваешь? Это же просто. Я спросил у Роджера.

— Как же…

— Он не монстр. Такой же человек, как мы. Спросить у него самого гораздо надежнее, чем неделями опрашивать других. Разве нет?

— Да, конечно.