Хрустальная пробка

Несмотря на все эти соображения, Люпен все оставался на том же месте, удерживаемый какой-то неясной надеждой, что случай сам предоставит ему скорую возможность действовать.

Пробило половину первого, потом час ночи. Ожидание становилось ужасным, к тому же ночной холод сильно давал себя знать.

Вдали послышался топот лошади.

«Это Себастиани возвращается с вокзала», — подумал он. В это время охранявший Добрека в зале пыток, выкурив весь свой запас, решил попросить у братьев немного табаку, хоть на одну трубку, и пошел к ним в павильон.

Люпен оцепенел от изумления. Лишь только дверь закрылась, Добрек, только что перед этим крепко спавший, сел на кровати, прислушался, спустил одну ногу, потом другую и встал, еще качаясь, но все же более сильный, чем можно было ожидать.

«Ну и прыткий парень, — подумал Люпен. — Он прекрасно сможет помочь своему похищению. Один пункт меня тревожит: доверится ли он мне? Захочет ли за мной следовать? Не примет ли чудесное спасение, ниспосылаемое ему небом, за ловушку маркиза?». Но тут Люпен вдруг вспомнил о письме к Добреку, лежавшем у него в кармане, о рекомендательном письме, подписанном старшей из сестер Руссело по имени Евфразия.

Он вынул его и прислушался. Ни малейшего звука, кроме легкого скрипа шагов Добрека. Люпен счел момент удобным. Живо просунув руку между перекладинами, он бросил туда письмо.

Добрек был поражен. Кружась в воздухе, в трех шагах от него на землю упал конверт. Откуда? Он поднял голову к окну и вперил взгляд во тьму, царившую в верхней части залы. Потом он посмотрел на конверт, все еще не решаясь до него дотронуться, как будто опасаясь каких-то козней. Потом вдруг, бросив быстрый взгляд на дверь, схватил конверт и распечатал его.

— Ах! — вырвалось у него радостно, когда он прочитал подпись.

Вполголоса он читал письмо:

«Принесшему эти строчки можно вполне довериться. Это он нашел деньги, раскрыл маневр маркиза и разработал план бегства. Все готово. Евфразия Руссело».

Он снова прочел письмо, повторяя: «Евфразия… Евфразия», — и снова посмотрел вверх.

Люпен зашептал:

— Мне потребуется два или три часа времени, чтобы подпилить перекладину. Себастиани с сыновьями вернется еще?

— Конечно, — отвечал Добрек так же тихо. — Но думаю, что потом они оставят меня одного.

— Но они спят рядом?

— Да.

— Им не будет слышно?

— Нет, дверь слишком массивная.

— Хорошо. Тогда дело пойдет на лад. У меня с собой веревочная лестница. В силах ли вы подняться без моей помощи?

— Я думаю… попробую… главное, кисти пострадали… Ах, скоты! Я еле могу двигать руками… и очень ослабел. Но все же постараюсь… надо…

Он внезапно замолчал, послушал и, приложив палец ко рту, прошептал:

— Тс.

Когда Себастиани и сыновья вошли в зал, Добрек, который успел уже спрятать письмо и улечься в кровать, притворился внезапно разбуженным шумом. Сторож принес бутылку вина, стакан и немного еды.

— Как дела, господин депутат? — воскликнул он. — Конечно, может, мы и пересолили немного. Зверская штука это орудие пытки. Во времена революции и Бонапарта, как мне говорили, его часто пускали в ход. Хорошее изобретение, работает чисто, ни капли крови, и скоро: уже через двадцать минут у вас вырвали признание.

Себастиани разразился смехом.

— Кстати, господин депутат, поздравляю вас. Великолепно спрятано. Никому бы ни в жизнь не догадаться. Признаться, сначала нас, маркиза и меня, смутило имя Мэри, которое вы произнесли. Вы не лгали, только вот слово то застряло у вас. Надо было его закончить. Но все-таки странно. Так прямо в кабинете на столе?

Сторож встал и зашагал по комнате, потирая руки.

— Господин маркиз очень доволен, так доволен, что завтра вечером явится сам, чтобы выпустить вас на свободу. Да, нужно будет исполнить еще кое-какие формальности. Может, вам придется подписать несколько чеков, вернуть неправедно захваченное, вознаградить маркиза за издержки и труды. Но ведь для вас это что? Пустяк? Да, теперь уже никаких цепей, ни наручников, ничего не будет. Мне приказано даже поднести вам бутылку доброго старого вина и флягу коньяку, словом, обращаться с вами по-царски.

Себастиани отпустил еще несколько шуток, взял лампу, оглядел комнату в последний раз и сказал сыновьям:

— Дадим ему поспать. Да и вы отдохните-ка, только не засыпайте крепко… никогда нельзя знать…

Они вышли.

Люпен тихо спросил:

— Можно начать?

— Да, но осторожно. Возможно, что через час-другой они опять будут здесь, совершая обход.

Люпен принялся за работу. Заржавленное и попорченное от времени железо легко поддавалось под его острой пилой. После двух приемов он вдруг насторожился. Шорох не повторился. По-видимому, крыса скреблась в верхнем ярусе или пролетела сова, и он продолжал работу, подбодряемый Добреком, который сторожил у двери и предупредил бы его при малейшей опасности.

— Уф, — сказал он, проводя пилой в последний раз. — Не дурно. Ну, и тесно же в этом проклятом туннеле. А холод-то какой.