Хрустальная сосна

- Я? Нашел?! - переспросил я, пораженный крутой сменой темы и тому, что Вика, оказывается, заметила мое платоническое влечение к Кате.

- Ну да. Я же не слепая - все вижу. Как ты стараешься около нее оказаться, и как смотришь на ее, когда поешь, и вообще… Я промолчал. Мне не хотелось говорить о своих чувствах к Кате.

Потому что мне казалось: эта тема слишком трепетна, чтоб ее обсуждать.

- Зря ты, Женя, силы тратишь…Она не видит ничего и ты ей не нужен…

- Я и не говорю, что кому-то должен быть нужен, - возразил наконец я. - С чего ты взяла? Жене я своей нужен, и мне этого достаточно. А тут…

- И с тобой она бывает лишь потому, что дружок твой постоянно около тебя, - продолжала Вика. - А так видел бы ты ее.

- Какой дружок? - искренне удивился я.

- "Какой-какой"…- передразнила Вика. - Славка твой ненаглядный.

- А причем тут Славка?

- Притом, - она вздохнула. - Господи, какой же ты глупый, однако… Как и все святые, впрочем.

Я молчал.

- Они же каждую ночь до утра гуляют. Ты что - не замечал?

- Да ну… Откуда ты взяла…

- Взяла уж… Сегодня, например. С кем она пошла - с тобой сюда, или с ним за реку?

Мне было нечего возразить.

- Так-то вот… А ты к ней…

- Но мне-то что, - с деланным равнодушием протянул я, хотя слова

Вики насчет Кати и Славки что-то больно перевернули во мне. - Я - ничего… Полынь-то твоя где? - спросил я, обрывая этот разговор.

- Да на черта она мне сдалась! Я не за ней сюда пришла.

- Не за ней… А зачем же? - глупо удивился я.

- С тобой хотела побыть… И поговорить, дурачок!- засмеялась Вика, медленно поднимаясь с сена.

- Ну ты даешь! - искренне восхитился я, впервые в жизни столкнувшись с такой женской хитростью.

- Даю, - засмеялась она. - Только не всем. И некоторые не берут…

Зайдя сзади, она прижалась по мне, опять обжигая меня мягким и непозволительным прикосновением. Обняла, прижалась щекой, щекоча своими волосами. Я молча поймал ее запястья и осторожно сжал их, словно хотел передать ей нечто, невыразимое словами.

- Женя… - прошептала она, положив голову на мое плечо. - Ты такой хороший… Если бы я…

- Что "если бы"? - уточнил я, послушав ее молчание.

- Да нет, ничего… - пробормотала Вика. - Не слушай меня… И забудь все, чего я тебе тут наговорила.

Я молчал, зачем-то прижимая к себе обнимавшие меня руки.

- Возвращаться пора… - вздохнула Вика. -Пойдем мою футболку искать, я ее швырнула где-то, уже не помню… А то в таком виде в лагерь не вернешься.

- И трусы, кстати, тоже, - добавил я.

- Абсолютно верно, - согласилась Вика. - Без трусов меня туда просто не пустят.

Славка и Катя вернулись из-за реки позже нас. Никакой земляники они, естественно, там не нашли. Косоглазый Степан то ли наврал, то ли просто перепутал время, когда видел эту землянику.

Однако никакого огорчения на их лицах я не обнаружил. Напротив, они казались довольными и умиротворенными. Славка шутил и смеялся даже больше обычного.

Глядя на них, я вспомнил слова, сказанные Викой. Мне это было не очень приятно. И дело заключалось не в ревности; я не мог ревновать Катю, тем более к своему лучшему другу Славке… Однако в душе у меня остался какой-то неприятный осадок.

*8*

Вечерняя смена не шла ни в какое сравнение с дневной.

По идее она должна быть оказаться даже не такой изнурительной: все- таки зной спадал, солнце клонилось к закату. Но с самого начала смены я чувствовал усталость. Потому что хоть и не работал днем, но полдня мотался по жаре. Сейчас больше всего мне хотелось отдохнуть в холодке, а не работать. Голова гудела, налитая знойной тяжестью. Завтра все утро буду отсыпаться, как Аркашка с Володей, -думал я, оттаскивая какой-то чрезмерно тяжелый мешок с горячей мукой. - Даже на завтрак не встану…

Неимоверно досаждали комары. Гораздо более злые, чем слепни, к тому же подлетавшие неслышно в грохоте привода. Маленькие и желтые, они отличались от тех, что вились каждый вечер вокруг костра. И кусали они больней, чем самый крупный овод. К тому же, едва начало смеркаться, Николай включил прожектор на столбе возле распределительного щита. На свет комары слетелись тучей. После часа вахты на мешках все тело горело, превратившись в один сплошной укус. Я с невыразимым облегчением отошел от горловины, передав очередь Володе.