Потом я не удержался, открыл шкаф, стал трогать забытые и оставленные - похоже, навсегда - Иннины вещи. Странное дело, сейчас они уже не пахли моей женой. То ли за четыре месяца выветрились все остатки запаха, то ли я больше ничего не чувствовал и не воспринимал. Я перебрал холодную, уже слегка пыльную, чужую одежду чужой женщины - и закрыл шкаф. Эти предметы умерли для меня, поскольку почти умерла сама память.
*-*
В начале последней недели на работе выдали расчет за декабрь и, как это было всегда, тринадцатую зарплату. Ее получали все, и воспринимали даже не как премию, а как что-то совершенно запланированное и логичное, некий прибавок к зарплате, выдаваемый в конце года.
Я ее не получил. Сначала подумал, что произошла ошибка, перепутали мою фамилию, или сектор, или еще что-то в этом роде. Я попросил у секретарши отдела посмотреть внимательнее. В ведомости на тринадцатую зарплату меня не было. Не успокоившись, я добился, чтобы она позвонила в бухгалтерию и выяснила там. В бухгалтерии подняли данные и в конце концов я узнал, что моя фамилия не значилась в первоначальных списках. Такого не могло быть, потому что в этих списках, подаваемых начальниками секторов и групп, утверждаемых заведующими отделами, всегда фигурировали все сотрудники, и сами они считались пустой формальностью.
Я понял, что начальник меня не подал или просто вычеркнул из общего списка. Ничего спрашивать у него я не стал - вообще пытался хранить вид, что меня это мало волнует - но был уверен стопроцентно. Теперь я знал, что в борьбе против меня начальник не побрезгует никакими методами.
Стоило что-то решать со сменой работы. Но я все еще не мог решиться.
*13*
За три дня до нового года я случайно проходил мимо курилки и вдруг услышал голос, показавшийся знакомым. Я остановился - и почти сразу его узнал. Это был Аркадий, которого я не видел с колхозных времен и забыл о его существовании. Судя по его фразам и репликам невидимых собеседников, он увлеченно рассказывал о своей летней победе над одной из девиц. Я прислушался, помимо воли, и понял. что речь идет конкретно о секретарше Люде. Точнее, о ее прозрачных белых трусах.
Свернув с дороги, я зашел под лестницу. Около заплеванного ведра с водой, куда швыряли окурки, стояли трое: Аркашка и пара малознакомых парней из другого сектора. Он рассказывал, а они завороженно слушали. боясь пропустить слово.
- …Сидела каждый вечер, раздвинув ноги.
- Прямо так и раздвинув?!
- Прямо так. Все видно было. Каждый волосок. А какое хозяйство у нее было - умереть-не встать. Не какая-нибудь спичечная головка - с целый орех! И…
- Так что…- сглотнув слюну, перебил один из слушателей. - Неужели в самом деле все это было видно?
- Конечно. Говорю же тебе - у нее трусы были специальные. Абсолютно прозрачные именно на этом самом месте.
Аркашка сделал паузу, давая посмаковать свои слова. На меня никто не обратил внимания.
- Так… Так это… Можно было целый вечер перед ней сидеть и дрочить?!
- Кто-то, наверное, так и делал. Не сомневаюсь даже, - снисходительно ответил Аркадий. - Но по мне - чем сто раз отдрочить, лучше однажды отсношать.
- И как, отсношал? -жадно спросил второй.
- А то! - ухмыльнулся тот. -Она только с виду ломалась. "Готовить не умею", "ничего не хочу", и так далее…
- Ну и что у нее внутри оказалось? Мышиный глаз или ведро?…
Люда меня абсолютно не волновала. Мне и в колхозе была безразлична эта маленькая и абсолютно безмозглая дура, я забыл ее лицо и сейчас, вероятно, не узнал бы при встрече. Но что-то всколыхнулось против наглого вранья. И мгновенно, как вспышка молнии, пронеслась мысль, что этот негодяй виновен в моей травме: если бы он не удрал и мы работали вчетвером, не было бы необходимости гнать траву через измельчитель, и… Конец еще проносился в голове, а я уже шагнул к Аркадию и ткнул его пальцем в грудь.
- Врешь, скотина. Ничего у тебя с нею не было. И ни с кем не было.
Потому что такому вонючему козлу, как ты, дать может только последняя вокзальная шлюха, раздвигающая ноги за вчерашний бутерброд. Аркашка остолбенел. Он, похоже, и узнал меня не сразу - неужели я настолько изменился за полгода? Он замолк на полуслове, я молча смотрел на него. Один из парней недовольно буркнул, что я помешал дослушать самое интересное место.
Я чувствовал, что внутри все трясется от внезапной ненависти к этому типу - здоровому и не покалеченному, которого не гонят с работы, и, несмотря на всю паскудность, наверняка не бросит жена…
- Сейчас я тебе вмажу, - спокойно сказал я. - Разобью твою бородатую харю, чтоб не трепал своим поганым языком… Я поднял руку - и мгновенно сообразил, что ударить правой не сумею хотя бы из-за того, что нет кулака. Аркашка же успел отпрыгнуть за пределы досягаемости.
- Ты что - сдурел? - закричал он. - Откуда ты взялся?