Не знаю, спал я или не спал, поскольку в сон не проваливался, а продолжал ощущать себя как бы наяву - а в спальном мешке на провисшей до земли раскладушке, под низким пологом палатки. И в то же время я что летел куда-то в бездонную пропасть вместе со этим самым мешком, раскладушкой и палаткой; мимо знакомых лиц, беззвучно шевелящих губами за невидимой стеной. Кто это был - я не знал; то ли колхозные мои товарищи, то ли другие, оставшиеся где-то далеко за границей прерванного общения, в институте, в школе или даже в детстве… Они уносились назад и одновременно оставались со мной. Я знал, куда лечу: вниз, навстречу страшной ночи, что стояла у взорванного моста. Оскалив желтые зубы, раскрыв пустые черные глазницы, молча ждала меня. А мост - это был вовсе и не мост, а моя рука… Больная рука с искореженными, торчащими в стороны безжизненными пальцами. Но зачем я растопырил пальцы, ведь так больнее? Нет, иначе нельзя - моста не отдавать, держаться, держаться до прихода наших танковых сил… Однако танки стоят у кузницы и водители не торопятся бросать их в бой. Значит, я должен спешить. Потому что на том берегу рыком ревел измельчитель. Два измельчителя, три измельчителя - нет, это уже батарея гаубиц изрыгает огонь, уставившись в небо задранными стволами… Они нацелены вроде бы мимо, но кориолисово ускорение, действующее в полете на снаряд, вращающийся в потенциальном поле силы тяжести, сносит его прямо на меня… Чтобы рассчитать это отклонение, нужно знать широту местности и заглянуть в четвертый столбец таблицы артиллерийских стрельб. Но у меня нет таблицы: ее украл и увез в город какой-то лохматый и бородатый мерзавец с ускользающим лицом - хотя непонятно, для чего она ему нужна… Впрочем не нужна она и мне: у меня нет орудия, и это не я веду огонь, а стреляют в меня…Но зачем - я же давно умер на сырой земле? Ах да, ведь за моей спиной стоят мои друзья. Беззащитные, ничего не знающие… Гаубицы лают, как ночные деревенские собаки, посылая в них снаряды. И я должен опередить их. Я растопырил руки; у меня образовалось много рук, я и сам не знал сколько именно - все как одна с изуродованными пальцами. По ним стекала кровь, и снаряды свободно летели насквозь, разя моих друзей. Да нет, это были просто тяжелые осколки с рваными зазубренными краями. Черные железные осколки - холодные и безжизненные, - но на каждом, как в фильме про войну, белел аккуратный кружок с маленькой свастикой.
А ночь продолжала стоять у взорванного моста, и из ее гнилозубой пасти одуряюще пахло горной лавандой…
*-*
Нет, пожалуй, в конце концов я все-таки уснул, поскольку, открыв глаза, вдруг обнаружил, что полог палатки налился сочным, ровным янтарным цветом, а все раскладушки рядом пусты. Голова кружилась и все куда-то плыло, но рука, как ни странно, не болела. Шатаясь, я выбрался наружу. Солнце сияло практически по-дневному. Я взглянул на часы - было уже около одиннадцати. Значит, я забылся под утро, и все уехали на работу, меня не растолкав.
Я прошел в столовую. Там сидел Саша-К, по обыкновению просматривая записи в тетради.
- Почему не разбудили? - возмущенно спросил я. -Почему без меня уехали?
- А, это ты, Женя…- он вздохнул. - Ты же всю ночь не спал. Бредил, кричал, к какому-то мосту рвался. Уже не знали, что и делать, но потом ты уснул, решили не трогать. В общем, смены пересортировали. В твою я отправил Костю, теперь будет три и три, справимся как-нибудь. А ты собирайся. Сегодня же уедешь в город. Это не просьба и не совет. Это приказ - я здесь командир и за смену отвечаю…
- Да ты знаешь, - сказал я, чувствуя, как странно пересохло во рту. - Самое удивительное, что рука у меня уже не болит. Честное слово.
- Покажи!
- Да чего ее смотреть? Ну на, пожалуйста, смотри. Рука как…
Я осекся. Кончики пальцев, торчавшие из-под бинта были желтыми, как у китайца.
- Блин, что это?! - испуганно спросил Саша-К. - Желтуха, что ли?
- Не знаю…- пробормотал я, впервые с самого начала почувствовав удар настоящего. нешуточного, а вполне серьезного страха. - Ничего такого прежде не видел…
- Ну что - опять будешь отказываться ехать в город? - сокрушенно покачал головой командир, не спуская глаз с моих бронзовых пальцев.
- Пожалуй, нет… - пробормотал я, чувствуя, как внутри меня разливается ледяной, ни разу в жизни прежде не испытанный страх.
- Значится так, - твердо подытожил он. - Я сейчас в правление пошел, потом на работу и до вечера уже не вернусь. А ты собирай рюкзак. Машина за вечерниками придет - тебя к электричке подвезут, я распоряжусь…
Я молчал.
- Дурень ты все-таки редкостный, - он вздохнул. - До чего доходил, надо ведь… Дай бог, чтобы не поздно оказалось… Я ничего не ответил. Мне было страшно.
*-*