Хрустальная сосна

— Ну, видите ли… Все не так просто… Я ведь уже упомянул, что акт придется составлять задним числом. Ехать на место, искать свидетелей… Найдутся ли они? И будет ли подтверждено выполнение техники безопасности?

— Какой техники, какой безопасности? — чувствуя, как сжатая пружина начинает распрямляться, грубо ответил я. — Вы кто, извините — председатель профкома, или пионервожатый? Председатель молчал, пораженный моей реакцией.

— Вы что — искренне верите всем этим сказкам о технике безопасности, а сами ни разу не были в колхозе и не видели, в каких условиях нас заставляют там работать?

— Я… — начал председатель, поправляя очки.

— Вы что — думаете, там хоть раз на току выдавали женщинам респираторы? Или присылали за нами бортовую машину со скамейками вдоль кузова? Может, вы не видели АВМ, с которого сняты все предохранительные кожухи и цепи вращаются открыто?!.. А, что с вами говорить! Вы наверняка даже не знаете, что такое АВМ! Я махнул рукой и замолчал.

— Возможно, вам придется обращаться в суд. Если признают травму производственной, — снова начал председатель, переждав мою вспышку. — То вам дадут прибавку к зарплате…

— Я не буду обращаться в суд, — опять перебил его я. — пусть катятся к черту.

— …Рублей двадцать пять, — он, похоже вообще не слушал моих слов.

— Я не буду ничего требовать, — повторил я, уже еле сдерживаясь.

— …Но это будет весьма неприятная история для нашего института, — он глотнул воздух, словно ему стало нечем дышать. — Потому что часть вины падет на наше руководство, ведь получится так, будто оно не контролирует условий труда своих работников, посылаемых на сельхозработы.

— Я уже сказал, что ничего требовать не буду!

— Мы лучше сами вам поможем. Оплатим больничный на сто процентов… Материальную помощь выпишем.

— Мне ничего не надо! — ответил я, сжав оставшийся кулак.

— Льготную путевку в профилакторий или даже в санаторий…

— Хватит, — сказал я. — Я не буду ничего требовать.

— Мы вас не оставим, — опять дергаясь лицом, продолжал председатель. — У нас сильная профсоюзная организация. Мы вам поможем… Премию выпишем…

И опять пошел по кругу.

— Хватит!!! — заорал я так, что он отпрянул. — Отстаньте от меня! Сказал же — ничего не буду требовать с вашего драного профсоюза, который только может, что собирать взносы! Идите по своим делам, у меня работы полно!

— Евгений Александрович…

— Я от вас устал, — тихо проговорил я и машинально взял тяжелую каменную вазочку для карандашей, стоявшую на столе начальника. Председатель отшатнулся так, будто я уже занес над ним руку для удара.

Папка опять упала, и на этот раз из нее разлетелись какие-то листки. Он нагнулся, неловко подбирая их с полу. А я стоял рядом, изо всех сил сдерживаясь, потому что мне хотелось его ударить. Ногой. Снизу вверх. По лицу, желательно прямо по очкам — чтобы стекла брызнули в разные стороны…

— Зря ты от всего отказался, — подал голос Рогожников, когда профсоюзный вождь поспешно покинул нашу комнату. — Надо было вытребовать свое от и до. И судом этой очкастой гниде пригрозить, чтоб раскошелился как следует. Чем себя да своих задатых баб из профкома путевками круглый год снабжать…

— И вообще, Евгений Александрович, — раздался из-за шкафа голос Виолетты, и непонятно было, чего в нем больше: осуждения или восхищения. — Вы так с ним разговаривали… Даже не ожидала от вас, что вы так можете.

— Я сам не ожидал, — просто признался я. — Я много чего уже от себя не ожидал.

— Конечно напрасно, Женя, — мрачно добавил Лавров. — Такая возможность представлялась, а ты…

— Ну их ко псам во всеми их возможностями, — ответил я. — Мараться даже не хочу об их поганый профком.

Все замолчали и принялись каждый за свое дело. А я сидел, тупо глядя в свои листочки. И думал — что же, в самом деле, мне делать?

5

Уходя на работу, я всегда запирал дверь на два замка. Захлопывал английский, потом закрывал еще и французский особым ключом, который плохо слушался левой руки. Но все-таки возился, потому что квартира целый день оставалась пустой, а в нашем дворе постоянно собирались какие-то не внушающие доверия личности.

И вдруг, вернувшись однажды с работы, обнаружил, что французский замок не заперт.

Дрожащей рукой я отпер дверь — и тут же в лицо мне ударил дурманящий, многослойный запах подсушенных трав. Я зашел в квартиру и еще с порога увидел, что в комнате по полу разложены пухлые картонные папки с гербариями.