Бюст Виолетты — две роскошные, хоть давно не действующие молочные железы с восхитительными сосками — был передо мной. Он как ни в чем ни бывало выпирал из-под пушистой шубы, и я мог его коснуться, но теперь стало ясно, что это не нужно, никому не нужно…
— Значит, все было… напрасно… И тебе было все равно…
— Значит… — кивнула она.
Я отвернулся и зашагал прочь.
— Женя! Постой Погоди!
Я обернулся. Виолетта держала меня за рукав; в глазах ее что-то блестело.
— Женя, пойми… Я не так выразилась… Прости меня, если можешь… Я имела в виду… — она отчаянно держалась за меня. — Что я боюсь. Боюсь привязаться к тебе, а потом оказаться не нужной, когда состарюсь, а ты будешь полон сил.
— Я никогда уже не буду полон сил, — тихо ответил я. — Я уже сейчас старше тебя…
— И еще, Женя! — Виолетта схватила меня за обе руки и встряхнула, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Это неверный путь. С тобой случилось несчастье, твоя жизнь рухнула. Я попыталась дать тебе толчок. Теперь ты должен все строить сам. Сам по-новому делать себя. Я тупо молчал, думая лишь о том, что никогда больше не буду больше играть ее тяжелыми грудями, никогда не испытаю ощущения себя в ней…
— Если мужчина на переломном этапе связывает жизнь с женщиной, которая годится ему в матери… Да-да, в матери, — повторила Виолетта, хотя я не возражал. — То ничего хорошего у него в жизни уже не будет. Потому что он должен быть сам глава и лидер, и только тогда он сможет…
Виолетта говорила что-то еще — правильные, рассудительные и абсолютно верные для постороннего человека слова. Не дослушав, я высвободил руки и пошел прочь Не оглядываясь и не ощущая снега, что сыпал прямо в лицо.
Вернувшись домой, открыл свежую бутылку водки и выпил в один прием, двумя стаканами подряд. Напился молниеносно тяжело. Потом меня выворачивало наизнанку в туалете. Обнимая унитаз, ударяясь подбородком о его холодный край, я от всей души мечтал умереть. Потому что жить дальше было уже вовсе незачем.
Я никогда не думал, что разумный мужчина может так сходить с ума от желания быть с женщиной.
Уйдя от Виолетты, я не пытался искать с нею встреч, потому что понял бесполезность. В самом деле она, сумела совершить однократный толчок и вывела меня на орбиту. И сгорела сама, оставив меня в полном мучительном одиночестве.
Я сидел дома или ходил по улицам; заглядывал исподтишка в лица встречным женщинам — а внутри меня даже не грызло; меня жгло разрушительное желание. Я хотел женщину, мне требовалось снова войти во влажную женскую плоть. Причем не поспешно и не за шкафом, а в нормальной обстановке много раз подряд, чтоб удовлетворить то не нашедшее выхода желание, что аккумулировалось в прошлой весны. Которого я сам не осознавал, пока Виолетта не сдвинула что-то и не обрушила лавину, накрывшую меня с головой. Я больше не мог думать вообще ни о чем. Кроме как о женщине. О женском теле, услужливом в удовлетворении моих желаний. Ночью я просыпался и шарил рукой около себя. Я пытался снова ласкать себя Инниными вещами — но увы, они полностью потеряли свой запах и стали для меня непритягательными, как простые тряпки. Наверное, лучше всего было взять проститутку. Насытиться ею — может быть, хватило бы одной — до потери сознания и успокоиться, и начать думать о своем будущем. Но я не сделал этого. Причем по самой прозаической причине. Я не боялся заразиться венерическими болезнями: с одной стороны, я мало что о них знал, с другой — жизнь как-то незаметно утратила самоценность. И я даже не брезговал ими. И, разумеется, меньше всего меня волновали вопросы морали. Просто я знал, что на проститутку — хорошую профессионалку, а не на дешевую уличную шлюху, один вид которой вызывает рвотный рефлекс — у меня не хватит денег. Я представлял себе, что настоящие продажные женщины дежурят в холлах гостиниц, постояльцами которых являлись в нашем городе рыночные грузины, и мог предполагать расценки. А я меня было крайне мало денег. Да что там говорить — у меня их почти не было. Я почти ничего не ел, потому что все отнимала водка. Единственное средство спасения.