Хрустальная сосна

— Опять вы о деньгах, да о деньгах, Виктор Николаевич, — поморщился начальник. — Вам что — есть нечего?

Сытый голодного никогда не поймет, — подумал я, но вслух ничего не сказал.

Рогожников тоже не ответил, лишь потупился и спрятался за кульман.

— Так что, Илья Петрович — вы меня отпустите? — напомнил я о себе.

— Отпустить?… Отпустить, конечно, можно… Только зачем вам так рано? Вас что, жена в дорогу собрать не может?

— Жены у него нет! — быстро ответила из-за шкафа Виолетта.

— То есть как нет? — смутился начальник. — Евгений Александрович…

— Да нет, Илья Петрович, — серебристым девичьим голоском засмеялась она. — Не судите своим опытом… Жена у него в экспедиции на все лето.

Вот это женщина… В душе я восхитился. Она знала все и про всех — абсолютно. Я вроде на работе никому не говорил, что Инна в экспедиции, уже давно бродит по невероятно далеким сопкам Приамурья. И про то, что от начальника жена ушла — тоже вперед всех в свое время узнала…

— Ну если нет жены… — покачал головой начальник. — Тогда, конечно, можно. Только как вы, Евгений Александрович, через турникет пройдете в такое время?

— Ну вот, опять начинаются кошки-мышки, — подумал я. — «Я-то пожалуйста, но вахта вас просто так не выпустит, прогул запишет, и так далее…» Знает ведь, что вкладыш свободного прохода один на всю группу…

— Как-нибудь уж пройду, — пожал плечами я. — По-пластунски, в крайнем случае.

— Пусть вкладыш возьмет, — пробасил со своего места Мироненко. — Завтра утром перед отъездом отдаст кому-нибудь из нас.

— Вкладыш… — протянул начальник. — Можно, конечно…

— Нельзя, — отрезал я его благую попытку. — Отъезжаем не от нашего корпуса, а от административного.

— Н-да… — начальник покачал головой. — Проблема.

Виолетта молча стучала за шкафом карандашиком. Ей-то был известен тысяча и один способ проникновения через проходную в любую сторону в рабочее время без вкладыша и даже без пропуска. Она пользовалась своими тайными методами каждый день, под прикрытием дел в других секторах бегая на волю то за сметаной, то за сапогами, то еще за какой-нибудь хреновиной. Но умениями своими она никогда не делилась. Иначе ими стали бы пользоваться все, и это перестало бы сходить ей с рук.

— Проблема, — повторил начальник, любивший потянуть бодягу, придавая значительность любому пустяку. — Проблема… А сами вы что можете предложить, Евгений Александрович?

— Я?… А знаете что — выпишите мне местную командировку, — наглея, предложил я. — На полдня. В тот же административный корпус. Или на завод. И все будет шито-крыто.

— На завод? Хм… — начальник покачал головой. — Ну вы и жохи, молодые… Мы в ваши годы так ловчить не умели. Я молчал. В общем-то я ничего не терял. И, честно говоря, не очень-то мне и нужно было уходить пораньше; чтоб собрать на завтра рюкзак хватило бы получаса вечером. Просто сегодня, накануне отъезда, мне вдруг невыносимо осточертела наша комната, мой стол и кульман, и захотелось просто убежать пораньше, чтоб не отсиживать последние несколько часов.

— Ладно, — неожиданно согласился начальник. — Выпишу. Можете с обеда не возвращаться.

— Спасибо, Илья Петрович, — искренне сказал я.

— Будет вам… — начальник улыбнулся. — Я тоже иногда бываю человеком… Надолго едете?

— На месяц. До первого августа.

— На месяц… Н-да. Когда вернетесь, я буду в отпуске. Не забудьте про чертеж изделия, который мы должны подготовить к сентябрю.

— Не забуду, — кивнул я. — Как вернусь, сразу за него и возьмусь. По-стахановски.

— Начальником вместо меня на это время останется Юрий Степанович, — он кивнул в сторону кульмана, из-под которого торчали стоптанные Мироненковские кроссовки. — Он вам поставит точное задание.

— Хорошо, Илья Петрович…

— И сегодня, прошу вас — мы уже много проболтали… Закончите, пожалуйста, до обеда ту спецификацию, что я дал вам в понедельник. Сможете?

— Она почти готова. Чуть-чуть осталось. Я же знал, что в колхоз еду.

— Приятно иметь дело со знающим человеком. Значит, договорились. Вы мне спецификацию — я вам командировку. И он снова застучал на калькуляторе.

Колхоз всегда представлялся мне благом.

Хотя даже многие ровесники туда ездить не любили и с зимы готовили справки о различных болезнях. А если справки не спасали: бывало, что разнарядка выпадала большой и посылали всех — то ехали туда, как на каторгу.

Я же выезды в колхоз любил и не боялся в этом признаться. В институте ездил без отвращения, а уж оба лета, что работал в НИИ, рвался туда сам. Ведь отпуска молодым — то есть не достигшим сорока лет — сотрудникам в нашей организации давали в такое время, когда никто другой не соглашался: грязной тоскливой осенью или ранней, столь же грязной и холодной весной.

Так что эти поездки были для меня чем-то вроде выдранного у начальства летнего отпуска, возможности провести лучший месяц года на природе.