Хрустальная сосна

— Так какого же хрена ты, сука, с таким капотом выехал?! — неожиданно заорал командир. — Ты что — на базар за картошкой собрался? Забыл, что нам двести километров пилить?!

— А мне… Да я… Когда утром в гараже смотрел, вроде бы не заклинетый еще был. А сейчас… От жары, наверное, повело…

— А с хрена у тебя еще не потекло? Ну-ка, отойди! — командир попытался засунуть под край капота заводную рукоятку. — Сейчас я его тебе мигом расклиню.

— Не трогай! — тонким голосом завопил шофер, раскинув руки. — Не дам ломать! Тебе-то как два пальца обласкать! Сейчас все изуродуваешь, а с меня вычтут.

— Я тебя сейчас самого изуродую. Как бог черепаху… Пусти по-хорошему!

— Не пущу-уу!!! — шофер вопил так, будто его собрались резать. — Товарищи, остановите его — он же народное добро портит! Вся компания уже лежала на сиденьях от хохота. На трезвый взгляд, ситуация не казалась комичной: автобус, заглохший среди полей вдали от цивилизации; капот, который предстояло взламывать прямо на дороге… Случись это ночью, зимой или хотя бы в плохую погоду — тогда уж точно было бы не до веселья. Но сейчас день только начинался, и летнее солнце еще не палило, и возбужденное предчувствие поездки вырвалось всеобщим смехом. Видя это, командир смаху швырнул заводную ручку в пыль.

— Ну и что теперь прикажешь делать, народный радетель? Ждать, пока твой капот сам раскроется? Может, помолиться над ним? Из мати в мать и через перемать?

— Зачем ждать, — серьезно возразил шофер. — Постоит движок, свечи обсохнут — горячие же цилиндры, испарится все со временем. Машина отдохнет немножко и заведется. Говорю же тебе — так уже не раз бывало. Если бы вы, хреноплеты, не начали крутить да газовать, давно бы уехали.

— И сколько же эти твои свечи будут обсыхать? — спросил командир. — Может, нам пешком идти, а ты нас потом с багажом догонишь, а?!

— А когда как. Когда минут пятнадцать, а когда и полчаса постоят, — водитель совершенно равнодушно пожал круглыми плечами. — Кто ж их знает, если залезть туда нельзя?

— Н-да… — командир смачно плюнул в пыль. — Дело было не в бобине — долбогреб сидел в кабине… Он вздохнул и полез обратно в автобус.

За эти несколько минут я успел по достоинству оценить его мастерский лексикон, в котором, похоже, к любой ситуации, имелось соответствующее красочное выражение.

* * *

Двигатель отдыхал три часа.

Сначала мы сидели на своих местах и пытались спать. Но незаметно поднявшееся солнце жарило уже так, что неподвижный салон превратился в духовку, и перед глазами начало дрожать знойное марево. Мы потихоньку потянулись на волю. Под солнцем оказалось еще жарче, но вдоль дороги все-таки задувал ветерок. Народ разбрелся кто куда. Мы со Славкой углубились в подрастающее кукурузное поле с намерением дойти до кромки леса и укрыться там — через минуту, догоняя, к нам присоединилась Катя. Однако на полпути нам послышались гудки, и мы повернули обратно. Никаких гудков, конечно, не было; они нам просто померещились в знойном воздухе, плотном от жужжания слепней — автобус по-прежнему стоял посреди дороги грудой мертвого железа. Но опять идти к лесу уже не было сил, и он казался слишком далеким. Мы просто спрятались в короткую автобусную тень и, как чукчи, опустились на корточки. Понемногу около нас сгруппировались и все остальные.

Командир опять не выдержал и в самых крепких выражениях потребовал, немедленно взломать замок и приняться за двигатель. Шофер упирался — кричал, что из-за помятого капота он потеряет тринадцатую зарплату. Командир угрожал, что по возвращении из колхоза напишет докладную об этих художествах, и он потеряет не только тринадцатую зарплату, но и все последующие. Тот божился, что буквально через десять минут автобус непременно заведется. Минуты утекали прочь, шофер время от времени безрезультатно пробовал заводить автобус. Теперь аккумулятор действительно сел и, наверное, даже в нормальных условиях пуск двигателя стал бы проблемой. Уже давно никто не смеялся. Горячее солнце перевалило через зенит и потихоньку начало катиться к западу. Тень медленно обходила автобус, и следом за ней на корточках переползала по кругу наша разморенная компания.

Кто-то начал ругаться. А кто-то мрачно посетовал, что с утра ничего не ел, а припасов до завтра не хватит.

И тогда командир решительно погремел под сиденьями, нашел монтировку и молча подошел к капоту. Шофер больше не кричал — только смотрел, как кролик на удава. Неторопливым, точным движением командир засунул конец железки в щель. Его спокойствие действительно завораживало. Командир обвел нас взглядом и крякнул, собираясь налечь на рычаг.

— Обожди, Сань, — медленно поднявшись, остановил его один из парней — широкоплечий здоровяк в чересчур тесной для его торса тельняшке. Командир вопросительно наклонил голову. «Моряк» неторопливо подошел и положил руку ему на плечо:

— Дай-ка я еще раз крутану напоследок, разломать ты всегда успеешь…