Все девочки в детстве мечтают о красивой, пышной церемонии – с самыми родными и близкими людьми по крови и нет, с роскошным нарядом и великолепными цветами, с изысканными яствами и любимой музыкой, и я мало чем отличалась, витая в наивных матримониальных мечтах. Но ни за что и никогда я бы не променяла скромную церемонию на перехлестье дорог на что-то другое. И не потому что рядом был Генрих - мужчина, которого я люблю всем сердцем, и не потому что в этот самый момент я носила дитя, плод нашей любви, и даже не потому, что по большому счету выбора нам не оставили, а просто потому, что это было правильно, потому что мы оба желали этого союза, потому что для нас важна была не церемония, а её результат.
Моё платье было простым и скромным, зимний букет из рябины, хлопка и еловых веток – изящным и легким, простоволосая, как и все невесты, я наслаждалась каждым мгновением с того самого момента, как отошедший от шока хранитель, соединил наши руки, перевязав белой и черной лентой. А затем, прочитав напутствия, опустил сомкнутые ладони на алтарный камень чьи острые, алчущие грани впились в кожу вбирая кровавую дань.
Вязь на руке, подобно вьюну, оплетающему податливые ветви, яростно разрасталась, кружа по коже шеи и спины, прожигая дорогу брачной отметке. Но мимолетная боль, не доставила мне неудобства, потому как сладкий, долгожданный поцелуй супруга, словно анестезия, оставил мне лишь удовольствие и восторг.
Всю церемонию я не отрывала взгляда от любимого, что светился самодовольством, будто кот, слопавший кринку сливок. Незримо, шестым чувством, я ощущала его восторг, а слова любви, что он шептал мне всю церемонию, не могли оставить меня равнодушной и радость, кружа голову, переполняла меня.
Никогда мои помыслы и чувства не были так чисты и искренне, и я рассмеялась, как только хранитель, объявил нас супругами.
- Моя, - были его первые слова, - моя навсегда.
- Мой, - вторила я ему.
А потом был скромный праздничный ужин в лучшей (единственной) ресторации, на котором друзья Бьерна, Дэвар и Лэксандр, травили байки и вспоминали смешные случаи, произошедшие с ними во время учебы и расследования особо интересных дел. Лэкс, оборотень-лис, вопреки неаристократическому происхождению, добился должности второго заместителя в ОсО, и пока на примете у Генриха не было лучшего варианта на главную должность в Особый Отдел.
Дэвар, был потомственным дворянином, как и я из обнищавшего рода, отбывающим повинность на госслужбе, но пару талей назад он поправил положение семьи взяв в супруги богатую наследницу, продав титул виконта за возможность восстановить былое величие фамилии. С женой, несмотря на обстоятельства брака, он был по-настоящему счастлив, вот-вот ожидал первенца, чего от всего сердца желал и своему другу.
Я всё не находила удобного момента, дабы обрадовать Генриха важной новостью, мне всё хотелось сделать это наедине, в деликатной обстановке, и с наслаждением впитывать его радостную реакцию, запоминая каждое счастливое мгновение, а получилось, как получилось.
После сытного обеда, я разомлела, смеясь над особо забавными моментами анекдотических историй, и вдруг, пришла беда откуда не ждали – один из первичных симптомов беременности беспощадно дал о себе знать. Я едва добежала до уборной, опорожняя желудок под настойчивый стук обеспокоенного супруга.
Я умылась, как следует прополоскав рот, но задерживаться дольше было неосмотрительно, кованные петли мощной дубовой двери скрипели под напором непрекращающихся ударов, и вышла.
- Нужно срочно показать тебя лекарю, Кайла, - хриплым от волнения голосом, сказал Бьерн.
- Не нужно, я в порядке, - ответила я, но муж подхватил меня на руки, стремительно покидая ресторацию. – Правда в порядке, милый, - шепнула я на ухо, - просто я беременна.
И вперилась взглядом в его лицо, вбирая в себя его реакцию, чтобы как-нибудь потом, с удовольствием перебирать воспоминания, будто жемчужины на любимых бусах, и наслаждаться гаммой эмоций, сменяющих друг друга на родном лице: неверием, робкой радостью и ничем не замутненным счастьем.
- Правда? – всё еще не веря спросил Бьерн.
- Да, - ответила я, растворяясь в любимых объятиях.
И мне хотелось бы сказать, что потом была самая страстная ночь в моей жизни, но увы и ах, Генрих все же немного опасался за моё здоровье, вполне оправданно, и всё же она была лучшей поскольку была наполнена пленительной негой, невероятной лаской и истинной любовью.
Занялся рассвет.
Генрих, невзирая на все мои попытки соблазнить его, держался стоически:
- До тех пор, пока лекарь, которому я доверяю, не скажет, что это не чревато последствиями для тебя и малыша, думаю, стоит воздержаться, - в очередной раз отрезал супруг, пресекая мои поползновения и отстраняя руки, сражающиеся с завязками от кальсон.