Хрустальное счастье

Застыв, он опустил взгляд на руку Магали, которую все еще держал в своей. У нее не было колец, только красивые часики, немного свободные на запястье.

– Ставь условия, какие хочешь, я люблю тебя, – тихо сказал он.

Это было самое простое признание и самое точное из тех, которые он делал годами, не замечая этого. Сегодня он был готов к полной капитуляции. То, что ей подходило, и он без колебаний собирался этим воспользоваться.

Уставшая, в плохом настроении Беатрис вернулась на авеню Малахов к концу дня. Ее обед с Виржилем не был столь забавен, как она предполагала, и она успокоила себя тем, что пошла потом по магазинам. Она приобрела на распродаже два ненужных платья, босоножки и купальник, тряпочный чемодан кричащих цветов. Ей скоро придется научиться тратить меньше. И особенно серьезно ей надо заняться поисками квартиры. Потом она должна была найти работу, поступить в адвокатскую контору или заняться частной практикой.

Особняк был тих, зловещ. Виржиль предпочел не возвращаться с ней, не жить под одной крышей, не объясняя почему, но она была не глупа и прекрасно все поняла. Она ему все еще нравилась, это бросалось в глаза, но теперь он стал достаточно зрелым, чтобы ей сопротивляться. Однако в том состоянии духа, в котором она пребывала, молодая женщина, была способна в последний раз отомстить Винсену. Потому что он больше не хотел ее, она была свободна, их развод отныне был лишь формальностью. Изменить отцу с сыном было бы верхом насмешки. Но Виржиль ее быстро покинул, выйдя из ресторана, после того, как очень неловко обнял ее и поцеловал в уголок губ. У него были красивые зеленые глаза, к которым она не хотела быть очень чувствительной, раздраженная частыми разговорами о том, что у него глаза матери. Что подумал бы Винсен об этом обеде наедине? Вот карта, на которой она никогда не играла, – ревность. Пока их пара агонизировала, она лишь цеплялась за него, умоляла его или закатывала сцены, вместо того чтобы завести любовника. Любовника, который будет моложе его, чтобы напомнить, что ему повезло, что он должен был стареть при красивой жене, а не отталкивать ее.

Эта мысль развивалась у нее, пока она готовила рисовый салат одна в огромной кухне. Она пожалела, что не спросила Виржиля, в каком отеле он рассчитывал остановиться, хотя и понимала, что Виржиль действовал правильно, ибо, даже если он и был или считал себя привязанным к ней, Винсен скрежетал бы зубами при мысли, что ему изменяют с его собственным сыном. Особенно после всего того, что с ним произошло.

Когда стемнело, Беатрис поднялась в будуар Клары. Она не знала старую даму, о которой все время говорили, эта комната не вызывала в ней никаких эмоций, она находила ее такой же мрачной, как и другие помещения, но, по крайней мере, там можно было удобно расположиться, чтобы позвонить.

Беатрис на момент засомневалась, подержав руку на аппарате, потом решила, что ей нечего терять. В Валлонге трубку взял Ален, и его она должна была попросить позвать Винсена. В ожидании она попробовала представить его. Конечно же, он был загоревшим, с бездонными серыми глазами, как обычно элегантным, даже если на нем были простые джинсы и рубашка с расстегнутым воротничком, хорошо себя ощущающим в роли вождя племени. Прежде всего, была его семья, особенно после того, как он стал дедушкой, и места для нее не было. Счастливый спать один на большой кровати, не находя ее рядом при пробуждении, торопящийся работать в кабинете на первом этаже или шагать по холмам позади своего невыносимого кузена.

Вцепившись руками в провод, уже почти в ярости, что он так далеко от нее, она, наконец, услышала его серьезный голос.

– Беатрис? Как дела? Есть какая-то проблема, которая…

Он не закончил фразу, вежливый, но держащийся на расстоянии, и она откашлялась.

– Никакой, нет, все хорошо, я почти закончила укладывать вещи, вернувшись, ты не найдешь и моего следа! Ты же этого хотел?

Несмотря ни на что, она дала ему последний шанс, случай спасти их обоих.

– Я считаю, что так будет лучше, да, – ответил он легко. – Ты уже нашла квартиру? В Париже кажется дождь?

Светский, приветливый, без единой нотки сожаления в голосе, он говорил с ней безразлично, желая знать, что она хочет. Она вдруг вспомнила тот день, когда ждала его около кабинета во Дворце правосудия, и как за ней следил охранник в униформе. То, как он сказал: «Я прекрасно знаю, что вы мадемуазель Одье». И странный обед, который последовал в закусочной на улице Дофин, недоразумение по поводу Виржиля – уже! Потом изменение во взгляде, когда выяснилось, что она здесь не для этого. Она поняла, что отдала бы десять лет своей жизни, чтобы быть в его объятиях, это вывело ее из себя, одним махом откинув все сомнения.

– Я обедала с Виржилем сегодня, – обронила она. С ощутимым надрывом, он, в конце концов, ответил:

– Да? Он вернулся из Греции?

– Да. Он проведет здесь несколько дней.

– На авеню Малахов?

– Ну… я надеюсь, это тебя не расстраивает? Он, и, правда, мил. Мне показалось, что он сильно изменился…. Кроме того, он по-прежнему очаровывает!