Хрустальный грот

Так проходили первые дни. Я ездил повсюду в сопровождении Кадаля; здесь еще стояли морозы, а потом они сменились дождями, поля развезло, дороги сделались противными и скользкими; над пустошами день и ночь свистел холодный ветер, взбивая белую пену на серо-стальных волнах Малого моря, и северные стороны стоячих камней почернели от сырости. Однажды я попробовал найти тот камень с секирой, но мне это не удалось. Зато я нашел другой, на котором при определенном освещении был виден кинжал, и неподалеку — еще один большой камень, на котором под лишайниками и потеками птичьего помета виднелись очертания раскрытого глаза. Днем камни не так сильно дышали холодом в затылок, но все же здесь не оставляло чувство, что на тебя кто-то смотрит, и мой пони неохотно ходил в ту сторону.

Разумеется, я осмотрел и город. В центре его, на скалистом утесе, увенчанном высокой стеной, высился замок Будека. К воротам вел каменистый подъем, а сами они были заперты и хорошо охранялись. Я часто наблюдал, как Амброзий или кто-нибудь из его офицеров поднимается к воротам, но сам не подъезжал ближе сторожевого поста у начала подъема. Несколько раз я видел короля Будека, когда он выезжал со своими людьми. Его волосы и длинная борода были почти белыми, но он сидел на своем большом караковом мерине так, словно был лет на тридцать моложе, чем на самом деле. Мне доводилось слышать бесчисленные истории о том, как он отважен и искусен во владении оружием, и о том, как он поклялся отомстить Вортигерну за убийство своего родича, Констанция, даже если на это придется потратить всю жизнь. На самом деле похоже было, что так оно и выйдет, ибо казалось, что такой маленькой стране не по силам собрать войско, которое сможет нанести поражение Вортигерну и саксам и закрепиться в Великой Британии. Ничего, говорили люди, ничего, теперь уже скоро…

Каждый день, в любую погоду, на пустошах под стенами города проводились учения. Я узнал, что у Амброзия уже сейчас имеется постоянная армия численностью примерно в четыре тысячи человек. Что до Будека — это войско окупало свое содержание десятикратно: не далее чем в тридцати милях лежали владения другого короля, молодого и охочего до чужого добра, и лишь слухи о растущей силе Амброзия и о доблести его солдат удерживали соседа от вторжения. Будек с Амброзием поддерживали мнение, что эта армия — чисто оборонительная, и заботились о том, чтобы Вортигерн ничего не знал наверняка: новости о готовящемся вторжении достигали его ушей исключительно в форме слухов, а шпионы Амброзия следили за тем, чтобы они и оставались не более чем слухами. И Вортигерн считал — чего, собственно, и добивался Будек, — что Амброзий и Утер смирились со своей судьбой изгнанников и заботятся лишь об охране границ королевства, которое в один прекрасный день должно перейти в их руки.

Это впечатление поддерживалось тем, что войско использовали в качестве фуражиров. Не было такой грубой, грязной, тяжелой работы, от которой отказались бы воины Амброзия. Эти закаленные, бывалые солдаты как ни в чем не бывало занимались такими делами, от которых в войске моего деда отвернулись бы даже новобранцы. Они привозили в город дрова и складывали их в поленницы. Они копали и возили торф, жгли уголь. Они строили кузницы и работали в них, причем ковали не только оружие, но и всяческие орудия труда и инструмент: лопаты, лемеха, топоры, серпы… Они умели объезжать лошадей, пасти скот и забивать его; они делали телеги, могли за два часа разбить укрепленный лагерь и свернуть его за час. У Амброзия был отряд механиков; их мастерские занимали половину квадратной мили, и там могли сделать все: от амбарного замка до боевого корабля. Короче говоря, войско готовилось к тому, чтобы высадиться в чужой стране с завязанными глазами и при этом не только выжить, но и сохранить способность действовать в любой обстановке.

— Ведь только для солдат, приученных к хорошей погоде, — говорил однажды Амброзий при мне своим офицерам, — война — это летняя забава. А мне необходимо одержать победу, а после этого еще и сохранить завоеванное. А Британия — огромная страна; по сравнению с ней этот уголок Галлии — не более чем лужок. И потому, господа, мы будем сражаться весной и летом, но мы не отступим при первых октябрьских заморозках, чтобы отдыхать в тепле и точить мечи к следующему лету. Мы будем драться — в снегу, если придется, и в бури, и в морозы, и в зимнюю распутицу. И все это время, в любую погоду, нам надо есть — пятнадцати тысячам человек надо есть, и есть хорошо.

Вскоре, примерно через месяц после моего приезда в Малую Британию, мои вольные деньки кончились. Амброзий нашел мне наставника.