Хрустальный грот. Полые холмы

В изножье кровати, меж двух горящих факелов, стояла Ниниана. Она держалась очень прямо и неподвижно. На ней было белое платье, руки сложены перед грудью, и в них зажато распятие, голова опущена. Она не подняла головы, когда отворилась дверь, и по-прежнему смотрела на алое покрывало. Непохоже было, что она скорбит, – скорее, мысли ее витали слишком далеко.

Брат стремительно подошел и встал рядом с нею – тонкий и стройный в своих черных одеждах, сверкающий какой-то яростной грацией, которая, казалось, распирала стены комнаты.

Он подошел к кровати и навис над ней. Некоторое время он смотрел на отца, затем коснулся мертвых рук, сложенных на алом покрывале. Постоял так, потом убрал руку. Взглянул на Ниниану. У нее за спиной, в тени, расположилась небольшая группа мужчин, женщин, слуг. Они переминались с ноги на ногу и перешептывались. В толпе стояли Маэл и Дуах – оба безмолвные, с сухими глазами. Был там и Диниас. Он поедал глазами Камлаха.

– Мне сказали, что это был несчастный случай, – произнес Камлах очень тихо, обращаясь к Ниниане. – Это правда?

Она не шелохнулась и ничего не ответила. Камлах подождал, потом раздраженно махнул рукой и обратился к тем, кто стоял у нее за спиной:

– Кто-нибудь, отвечайте! Это был несчастный случай?

Вперед выступил один из слуг короля, Мабон.

– Да, господин. Это правда.

Он облизнул губы, видимо, в нерешительности.

Камлах ощерился:

– Клянусь всеми дьяволами ада! Что с вами такое?

Тут он увидел, что все уставились на его правое бедро. Он опустил глаза. Там болтался его короткий кинжал без ножен. Лезвие было в крови по самую рукоятку. Камлах нетерпеливо и с отвращением фыркнул, выхватил кинжал и отшвырнул его. Тот пролетел по полу и со звоном ударился о стену. В наступившей тишине звук показался очень громким.

– Чья это кровь, по-вашему? – спросил он, все еще щерясь. – Всего-навсего оленья! Когда приехал гонец, мы как раз затравили оленя и находились в двенадцати милях отсюда – я и все мои люди.

Он уставился на них, словно ожидая, кто осмелится ему возразить.

Никто не шелохнулся.

– Ну же, Мабон! Гонец сказал, что он поскользнулся и упал. Как это вышло?

Мабон прокашлялся.

– По-глупому, сударь. Чистая случайность. Даже рядом никого не было. Это было в малом дворике, через который ходят в комнаты слуг. Там еще ступеньки все стерлись. Один из слуг, разнося масло и наливая его в лампы, пролил немного на ступеньки и пошел за тряпкой, чтобы подтереть, а тут как раз король вышел. Он очень торопился. Никто не думал, что он… окажется там в это время. Ну вот, господин, он, значит, поскользнулся, упал на спину и ударился головой о камень. Вот как оно вышло, господин. Люди это видели. Есть свидетели, которые могут подтвердить это под присягой.

– А тот, по чьей вине это случилось?

– Раб, господин мой.

– С ним разобрались?

– Он мертв, господин.

Пока они говорили, в колоннаде раздался шум – это прибыли спутники Камлаха. Они тоже направлялись в комнату короля. Теперь они ввалились туда, и, когда Мабон умолк, Алун бесшумно приблизился к Камлаху и коснулся его руки.

– Камлах, новость уже разнеслась по всему городу. У ворот собирается толпа. Слухи ходят самые невероятные, и скоро могут начаться беспорядки. Тебе придется выйти и поговорить с народом.

Камлах метнул взгляд в его сторону и кивнул:

– Пойди займись этим, ладно? Бран, ступай с ним. И Руан тоже. Закройте ворота. Скажите народу, что я скоро выйду. Остальные – вон!

Комната опустела. Диниас задержался в дверях, но Камлах даже не глянул в его сторону, и он тоже вышел. Дверь закрылась.

– Ну что, Ниниана?

Она за все это время ни разу не взглянула на него. Теперь она подняла глаза:

– Что тебе нужно от меня? Мабон рассказал все, как было. Он только не сказал, что король дурачился с одной из служанок и что был пьян. Но это несчастный случай, и теперь король мертв… а ты и все твои дружки были в двенадцати милях отсюда. Так что теперь ты король, Камлах, и никто не сможет бросить тебе в лицо: «Он хотел смерти своего отца!»

– Никто. Даже ты, Ниниана!

– Я этого не говорила. Я просто хочу сказать, что споры окончены. Королевство – твое, и теперь, как правильно сказал Алун, тебе лучше пойти и поговорить с народом.

– Сперва я поговорю с тобой. Почему ты стоишь тут с таким видом, словно тебе все равно? Словно ты уже не здесь?

– Быть может, потому, что это так и есть. Меня не касается, кто ты и чего ты хочешь. Я прошу тебя лишь об одном.

– О чем же?

– Отпусти меня. Он не отпускал, но ты, я думаю, согласишься.

– В монастырь Святого Петра?

Она опустила голову:

– Я говорю тебе, ничто мирское меня больше не трогает. Уже давно и тем более теперь. Все эти разговоры о вторжении, весенней войне, смене власти, смерти королей… Да не смотри на меня так! Я не дура, и отец разговаривал со мной. Но тебе незачем меня бояться. Ничто из того, что я знаю и могу сделать, не повредит твоим планам, братец. Говорю тебе, я не хочу от жизни ничего, кроме того, чтобы меня отпустили с миром и позволили жить в мире – мне и моему сыну.

– Ты сказала, что просишь лишь об одном. А это уже вторая просьба…