Хрустальный грот. Полые холмы

Новое облако опять накрыло поле тьмой. Я вскочил на ноги. Кажется, я хотел схватить доску, которой был загорожен вход в хлев, и бежать к нему через поле, чтобы хоть как-то помочь… Но не успел я сделать и шага, как облако ушло и я увидел, что бык стоит на том же месте и человек так же сидит у него на шее. Но теперь голова быка медленно поднималась вверх. Человек бросил веревку, ухватил быка за рога и медленно тянул их назад, назад и вверх… Медленно, словно в некоем обряде укрощения, бык запрокидывал голову, вытягивая и подставляя мощную шею.

В правой руке мужчины что-то блеснуло. Он наклонился вперед и полоснул ножом поперек шеи.

Медленно, безмолвно бык повалился на колени. Черная кровь хлынула на белую шкуру, на белую землю, на белое основание камня…

Я выскочил из своего укрытия и бросился к ним через поле, что-то крича на бегу. Что кричал – понятия не имею.

Не знаю, что я собирался сделать. Человек увидел меня и повернул голову, и я понял, что моя помощь ему не нужна. Он улыбался, но лицо его, озаренное лунным светом, казалось удивительно гладким, нечеловечески спокойным и бесстрастным. Я не видел ни следа волнения или напряжения. И глаза его были холодными и темными, без тени улыбки.

Я споткнулся на бегу, попытался остановиться, запутался в длинном плаще и упал, подкатившись ему под ноги беспомощным, нелепым клубком, как раз в тот миг, когда белый бык медленно завалился на бок и рухнул наземь. Я ударился обо что-то головой, услышал пронзительный детский вскрик – мой собственный – и провалился во тьму.

Глава 4

Кто-то еще раз сильно пнул меня в ребра. Я застонал и перекатился на бок, пытаясь уйти от удара, но плащ мешал. Кто-то сунул мне в самое лицо чадящий факел. Знакомый молодой голос воскликнул:

– Клянусь богом, это же мой плащ! Хватай его, ты! Да поживее! Будь я проклят, если дотронусь до него. Он весь грязный!

Вокруг меня толпились люди, иней скрипел под множеством ног, горели факелы, звучали любопытные, или рассерженные, или безразличные голоса. Кое-кто был верхом – их кони гарцевали за спинами стоящих, фыркая и переминаясь с ноги на ногу: лошадям было холодно.

Я съежился и взглянул вверх. Голова болела, и перед глазами все плыло, казалось нереальным, обрывчатым, словно явь и сон смешались и перепутались нарочно, чтобы сбить меня с толку. Огонь, голоса, качающийся корабль, падающий белый бык…

Кто-то сдернул с меня плащ. Вместе с плащом оторвался кусок гнилой мешковины, и один мой бок обнажился до пояса. Чья-то рука схватила меня за запястье, вздернула и поставила на ноги. Другая рука грубо схватила меня за волосы и заставила поднять голову, так чтобы стоящий передо мной человек мог видеть мое лицо. Он был высок, молод, светло-русые волосы отливали рыжиной в свете факела, и подбородок его был украшен изящной бородкой. Он гневно смотрел на меня своими голубыми глазами. Несмотря на холод, плаща на нем не было. В левой руке он держал кнут.

Он оглядел меня с головы до ног и с отвращением фыркнул:

– Бродяжка! Вонючий попрошайка! Плащ, видно, придется сжечь. Я с тебя за это шкуру спущу, ты, грязный щенок! Уж не собирался ли ты украсть еще и моего коня?

– Нет, господин. Я взял только плащ, клянусь тебе! Я потом положил бы его на место, честное слово!

– И фибулу тоже?

– Какую фибулу?

Тот, что держал меня, сказал:

– Твоя фибула в плаще, господин.

– Я взял его только на время, чтобы согреться! – поспешно сказал я. – Было очень холодно, и я…

– И ты содрал плащ с моего коня, чтобы он простудился? Так?

– Я подумал, что ему ничего не сделается, господин. В хлеву было тепло. А потом я же собирался вернуть его, честное слово!

– Чтобы я носил его после тебя, вонючий крысеныш? Голову бы тебе оторвать!

Кто-то – один из всадников – сказал:

– Да брось ты! Всего-то и горя, что плащ придется отдать прачке!

– Несчастный парень полуголый, а холод такой, что и саламандра замерзнет.

– Отпусти его!

– Ну нет, – процедил сквозь зубы молодой офицер, – по крайней мере, я согреюсь тем, что взгрею его! Куда! Держи его крепче, Кадаль!

Взметнулся кнут. Я пытался вырваться, но человек, державший меня, крепче стиснул руки. Однако, прежде чем кнут успел опуститься, кто-то шагнул в круг света, и его рука мягко коснулась запястья молодого офицера.

– В чем дело? – спросил подошедший.

Все умолкли как по команде. Молодой командир уронил руку с кнутом и обернулся.

Хватка того, кто меня держал, ослабла, и мне удалось вывернуться.

Можно было бы проскользнуть между людьми и конями и броситься наутек – хотя всадник, наверно, догнал бы меня в мгновение ока. Но я не пытался бежать, а смотрел во все глаза.

Пришедший был высок – на полголовы выше моего офицера. Он стоял между мной и факелами, и я не видел его лица. Вокруг еще все плыло, пламя казалось ослепительно-ярким; голова у меня болела, и холод снова вцепился в меня, словно клыкастый зверь. Я видел лишь высокую темную фигуру, взирающую на меня сверху вниз, темные глаза на бесстрастном лице.

Я судорожно вздохнул: