– Да. Не думаешь же ты, что за все эти годы, что я провел вдали от тебя, занимаясь науками, я так и не узнал о своем происхождении? Мой отец вот уже несколько лет как дал мне знать о себе. Уверяю тебя, я говорил с ним, и не раз, а многократно. И я знаю, что мне нечего стыдиться своего происхождения.
Еще мгновение она смотрела на меня, потом кивнула и опустила веки. Ее щеки окрасились легким румянцем. Она поняла меня. Затем снова накинула капюшон, чтобы скрыть лицо, и оперлась на руку, предложенную ей королем. Она направилась к выходу, идя между ним и королевой, и две ее монахини последовали за ними. Жрецы кудахтали, шептались и глазели на меня. Не обращая на них внимания, я смотрел вслед матери.
Король остановился у дверей, и я услышал, как он прощается с матерью. Снаружи ожидала толпа придворных. Они расступились перед Ровеной, моей матерью и полудюжиной женщин, сопровождавших их. Я услышал шорох платьев и звонкие голоса женщин, затихающие за шумом дождя. Вортигерн стоял в дверях, глядя им вслед. На улице лил проливной дождь. Быстро темнело.
Король развернулся на каблуках и проследовал в зал, сопровождаемый своими военачальниками.
Глава 9
Они толпились вокруг меня, шумно переговариваясь, но близко не подходили, держались кру́гом, словно псы, обложившие волка. В зал вернулась смерть; я чуял ее, но не понимал, в чем дело, и не верил себе. Я направился было за матерью, но мои стражи угрожающе вскинули мечи.
– В чем дело? – резко спросил я у короля. – Ты дал слово. Не слишком ли быстро отрекаешься от своих клятв?
– Я не нарушаю клятвы и обещал, что ты послужишь мне и что не поставлю тебе в вину происхождение. И это правда. Я велел привести тебя сюда именно потому, что знал, что ты – ничей сын. И ты пригодишься мне, Мерлин, именно благодаря своему происхождению.
– Чем же?
Он взошел по ступеням к трону и снова сел. Все придворные столпились вокруг него, там же были факельщики. Зал наполнился чадящим пламенем, шорохом, поскрипыванием кожи и звоном кольчуг. Снаружи шумел дождь.
Вортигерн наклонился вперед и оперся подбородком на кулак.
– Сегодня, Мерлин, мы узнали то, о чем отчасти догадывались и раньше. Твой отец – не человек, а дьявол. И потому ты не можешь рассчитывать на людское милосердие. Но из-за того, что твоя мать – дочь короля и ты все же имеешь некоторые права, я объясню, зачем тебя привезли сюда. Тебе, должно быть, известно, что я строю крепость на скале, которая зовется Башней?
– Это все знают, – ответил я. – Всем известно и то, что стены разваливаются, будучи доведены до высоты человеческого роста.
Он кивнул.
– И мои маги и мудрецы, мои советники, которых ты видишь здесь, объяснили почему. Фундамент был заложен неправильно.
– Что ж, – сказал я, – это кажется мне разумным.
Справа от короля, рядом со жрецами, стоял высокий старик. Яростные голубые глаза смотрели из-под насупленных белых бровей.
Он не отрываясь смотрел на меня, и мне показалось, что в его взгляде я вижу жалость. При моих последних словах он поднес руку к бороде, словно пряча улыбку.
Король, казалось, не услышал меня.
– Мне сказали, – продолжал он, – что королевская крепость должна стоять на крови.
– Они, разумеется, говорили в переносном смысле? – вежливо осведомился я.
Мауган внезапно стукнул своим посохом в помост.
– Нет, в прямом! – вскричал он. – Раствор должен быть замешен на крови! Камни основания следует оросить кровью! В древние времена все короли только так ставили крепости! Лишь кровь сильного человека, воина, дает мощь стенам!
Повисло тяжелое молчание. Мое сердце забилось медленными, тяжелыми толчками, отдающимися во всем теле. Я холодно произнес:
– Ну и какое же отношение это имеет ко мне? Я не воин!
– Ты и не человек, Мерлин! – хрипло ответил король. – Они открыли мне с помощью магии, что я должен найти юношу, у которого никогда не было отца, и омыть основание крепости его кровью.
Я посмотрел на него. Потом обвел взглядом окружавшие меня лица.
Люди переминались с ноги на ногу, перешептывались, старались не смотреть мне в глаза, но на всех лицах я видел смерть – смерть, которую я почуял сразу, как только вошел в зал. Я снова обернулся к королю:
– Что за чушь? Когда я уезжал из Уэльса, это была культурная страна, край поэтов, мастеров и ученых, край воинов и королей, которые сражались за свою страну и убивали благородно, при свете дня. А ты говоришь о крови и человеческих жертвоприношениях. Вы что, решили вернуть в современный Уэльс замшелые обычаи Вавилона и Крита?
– Я не говорил о человеческих жертвоприношениях, – ответил Вортигерн. – Ты ведь не человек. Не забывай этого.
В тишине слышался лишь шум дождя, хлещущего по лужам на дворе.
Кто-то прокашлялся. Я встретил взгляд яростных голубых глаз старого воина. Да, я был прав: он смотрел на меня с жалостью. Но даже те, кому жаль меня, не посмеют выступить против этого безумия…
Меня словно озарило вспышкой молнии. Я наконец все понял. Все это не имело никакого отношения ни к Амброзию, ни к моей матери. Она была в безопасности и всего лишь подтвердила то, что они хотели.