Хрустальный грот

Единственным свидетельством того, что в штольне шли работы, было движение под деревьями. Последние лучи заходящего солнца окрасили красным западный склон Королевской Твердыни, высветив вершину утеса, увенчанную рухнувшей стеной. Наверху не было ни души; должно быть, всех каменщиков и их подручных согнали на работы в подземелье и штольне. Мальчишки-посыльные по цепочке передавали последние сообщения о ходе работ и опрометью неслись назад. Насосы работают успешно и откачивают воду… За последние полчаса уровень снизился на две пяди… Не соизволит ли король запастись терпением: помпы остановились, но механики скоро их починят, а работники тем временем уже установили ворот и передают по цепочке ведра… Снова все хорошо, помпы заработали, уровень воды быстро пошел на убыль… Полагают, что скоро покажется дно…

Еще два часа оцепенелого ожидания; тишину нарушали лишь хлопанье ткани штандарта и свист пронизывающего ветра. Почти совсем стемнело, когда на сбегавшей с холма тропе появились огни — к нам направлялась толпа работников из пещеры. Они шли быстро, но без излишней поспешности, свойственной людям, подстегиваемым страхом, и еще до того, как они подошли достаточно близко, чтобы ясно разглядеть принесенное ими, я уже знал, что они обнаружили на дне озера. В ярде от помоста старший над ними поднял руку, призывая их остановиться, и работники столпились у него за спиной. Я заметил, что стражи придвинулись ближе ко мне.

Среди работников было немало солдат. Их капитан вышел вперед, подняв руку в почтительном приветствии.

— Озеро оказалось пустым? — спросил Вортигерн.

— Да, господин.

— Что же вы обнаружили на дне?

Капитан помедлил с ответом. Ему следовало быть бардом. Не было нужды мешкать, чтобы привлечь всеобщее внимание: все взоры и так были прикованы к нему.

Внезапный порыв ветра, еще более резкий, чем предыдущие, рванул его плащ в сторону со звуком, подобным щелканью хлыста, и заставил покачнуться столбы павильона. Пронеслась в вышине подхваченная злым ветром птица. Не сокол-мерлин: сегодня — не его день. Всего лишь грач, спешащий к гнездовью.

— Под водой ничего нет, господин. — Голос был бесстрастным, заученно церемонным, но я услышал, как по толпе, словно еще один порыв ветра, прокатилось бормотание. Моган подался вперед, вытянув шею, глаза его заблестели, как у стервятника, но я видел, что он не осмеливается заговорить, пока не узнает, куда склонится чаша весов, и главное — не выяснит мнение короля. Вортигерн крепче сжал подлокотники походного трона.

— Ты уверен в этом? Озеро осушили до дна?

— Разумеется, господин. — Он подал знак стоящим подле него работникам; трое или четверо подошли на шаг ближе, чтобы вывалить перед помостом груду покрытого илом хлама. Сломанная мотыга, изъеденная ржавчиной, несколько кремневых топоров, явно древнее римских, пряжка пояса, нож с почти полностью съеденным ржавчиной клинком, короткий обрывок цепи, металлический утяжелитель для кнута, несколько черепков и еще какие-то предметы, которые уже нельзя было узнать.

Капитан протянул мне руку ладонью вверх.

— Когда я говорю «ничего», милорд, я имею в виду лишь то, что ты, вероятно, ожидал. Вот это. Мы добрались до самого дна, под тонким слоем воды уже виднелась скала, но чтобы до конца убедиться, мы вычерпали и ил. Десятник подтвердит мои слова.

Десятник шагнул вперед, и я увидел, что в руке он держал полное ведро; вода переплескивалась через край.

— Милорд, это правда, там нет ничего. Ты сам в этом можешь убедиться, коли сходишь. Но лучше тебе не ходить, вход залит грязью, и там не пройти. Но последнее ведро я принес с собой, чтобы ты мог увидеть все своими глазами.

С этими словами он опрокинул ведро на и без того раскисшую от влаги землю. Вода плеснула в траву и лужицей стекла к древку королевского штандарта. Вместе с илом, что собрался на дне ведра, выплеснулись несколько обломков камня и серебряная монета.

Король обернулся, чтобы посмотреть на меня. Наверное, отзвуком и мерой вчерашних пророчеств в подземелье было то, что жрецы все еще хранили молчание, а король явно ждал — и не оправданья, а объясненья.

Мой бог тому свидетель, у меня было довольно времени для раздумий — многие часы долгого, холодного молчаливого бдения, но я понимал, что раздумья мне не помогут. Если мой бог со мной, он явит себя теперь. Я поглядел на лужи, где лежало как кровь последнее закатное зарево. Я поднял глаза вверх, туда, где над утесом пронзительно вспыхивали в прозрачном небе звезды. Приближался новый шквал ветра; я слышал, как он рвет верхушки дубов, под которыми ждет меня в укрытии Кадал.

— Ну? — потребовал Вортигерн.