Хрустальный грот

— Если Утер войдет сегодня ночью в замок, — начал я, — и возляжет с ней, то пусть его потом даже убьют в той постели; для бога, Кадал, это будет иметь не больше значенья, чем клочок морской пены. Говорю тебе, из трудов этой ночи явится король, чье имя станет щитом и знаменем для людей и останется таковым, пока прекрасная эта земля не погрузится в те самые воды, что ее окружают, и пока люди не покинут эту землю, чтобы жить среди звезд. Ты полагаешь, Утер — это король, а, Кадал? Он всего лишь регент того, кто был до него и кто придет за ним, — короля отныне и навсегда. А в эту ночь он и того меньше: он — орудие, а она — сосуд, а я… я дух, слово, созданье воздуха и темноты, и в моих силах повлиять на ход событий не больше, чем в силах тростинки помешать дуть в нее богу. Ты и я, Кадал, мы беспомощны, как опавшие листья в волнах этой бухты. — Я отпустил его руку. — За час до рассвета.

— До встречи, мой господин.

На том я оставил его и, сопровождаемый Ульфином, зашагал по гальке к подножию черного утеса, где ждали нас Ральф и король.

7

Думаю, сейчас даже при свете дня я все равно не смог бы снова отыскать тропинку без провожатого, не говоря уже о том, чтобы в одиночку взобраться по ней. Ральф шел первым, за ним — король, положив ему на плечо руку, дальше — я, держась за полу Утерового плаща, и Ульфин, цеплявшийся за мой плащ. К счастью, скала, на которой стоял замок, защищала нас от ветра: в противном случае восхожденье было бы невозможным — буря сорвала бы нас с утеса как перышки. Но от моря ничто не могло нас укрыть. Бурные волны, должно быть, поднимались не менее чем на сорок футов, а огромные валы, те, что зовут еще самым страшным девятым валом, с ревом взмывали над нами словно исполинские башни, чтобы обдать нас водопадом соленых брызг.

Разбушевавшаяся стихия помогла нам в одном: белизна морской пены отражала тусклый свет, лившийся с неба. Наконец над нашими головами возникло подножие замковой стены, выраставшей из самой скалы. Даже в ясную погоду никто не смог бы вскарабкаться на эти грозные стены, а в ту ночь они сочились влагой. Я не видел двери, никакого проема в гладкой черноте стен. Ральф, не останавливаясь, провел нас под стенами к смотрящему на море выступу мыса. Здесь он на мгновение задержался, и я увидел, как он знаком велел нам быть осторожнее. Он медленно обогнул угол и скрылся из виду. Я почувствовал, как, дойдя до угла, Утер споткнулся, грудью встретив напор ветра. Король на мгновенье замер, потом вжался всем телом в поверхность скалы и медленно двинулся дальше. Ульфин и я последовали за ним. Нам оставалось преодолеть еще несколько ужасающих ярдов пути, и все это время мы ползли, приникая к влажной, склизкой от мокрого лишайника скале, а потом оказались в благословенном укрытии за выступом контрфорса. Ральф остановился, давая нам перевести дух, после чего повел нас по предательски скользкому от водорослей и дождя склону, за которым перед нами предстал потайной ход Тинтагела, приютившийся в глубокой нише под стеной замка и скрытый от замковых укреплений над ним выступом скалы.

Я заметил, как, прежде чем повести нас под скалу, Ральф долгим взглядом обвел стены. Часовых наверху не было. К чему выставлять стражу на стенах, обращенных к морю? Вытащив из ножен кинжал, он резко постучал рукоятью в дверь. Мы, стоявшие вплотную к нему, едва расслышали за ревом бури условный стук.

Привратник, должно быть, ждал тут же за дверью, поскольку дверь немедленно отворилась. Беззвучно приоткрывшись не более чем на две пяди, она замерла. Я услышал позвякиванье цепочки. В образовавшуюся щель просунулась рука с факелом. Рядом со мной Утер пониже опустил капюшон, а я придвинулся ближе к Ральфу, по глаза закутавшись в плащ и сутуля плечи под порывами ветра и дождя.

Под факелом замаячило лицо привратника, во всяком случае, его рот и подбородок. Потом блеснул недоверчивый глаз. Ральф, стоявший ближе всех к свету, нетерпеливо произнес:

— Поторопись. Пилигрим. Я вернулся с герцогом.

Факел приподнялся чуть выше. Я увидел, как вспыхнул отраженным светом крупный изумруд на пальце Утера, и, подражая голосу Бритаэля, он отрывисто бросил:

— Открывай, Феликс. Да впусти же нас, во имя неба. Герцога утром сбросила лошадь, и его повязка совсем промокла. Нас всего четверо. Поторопись же.

Снова звякнула цепочка, и дверь распахнулась. Ральф держал дверь так, чтобы, якобы придерживая ее для своего господина, первым сделать шаг вперед и, когда король будет входить, оказаться в проходе между Феликсом и Утером.

Утер быстро прошел мимо склонившегося в поклоне человека, отряхивая влагу, как пес, и едва слышно бросил что-то в ответ на приветствие привратника. Затем, коротко взмахнув рукой, на которой снова сверкнул изумруд, он свернул вправо к ведущей наверх лестнице и стал быстро подниматься по ней.

Ральф выхватил факел из рук привратника, в то время как я и Ульфин поспешили вслед за Утером.