Хрустальный ключ

Он бредил сокровищем табибов почти сызмальства. Бредил молча и вслух. Однажды — на торжественном обеде по случаю переезда Налимова-старшего в Москву — мальчишка огласил эту историю в присутствии Церковенко. Кто-то краем уха зацепил этот разговор — и расхохотался: «В доме специалиста по средним векам даже детям снятся средневековые сны!». Но, человек утилитарного склада, Церковенко не смеялся. «Чем черт не шутит?» — вероятно, подумал он. Так или иначе Церковенко заприметил юного Николая Назаровича и «заготовил» его впрок. Приглашал время от времени в гости, расспрашивал, как бы подтрунивая, о сокровищах табибов. На настоящую помощь себя не растрачивал да и «блатом» делился скупо — экономил. А подачками, какие недорого стоили, но выглядели эффектно, — раз-два в год баловал. В числе таких подачек оказалась и промкомбинатская справка, облегчившая Налимову поступление в пединститут.

К тому дню, когда Налимов завершил свое образование, Церковенко выбился в замдиректоры: повсеместно ширился интерес к электронным принципам хранения информации, и способного сотрудника соответствующей лаборатории перевели из одного института в другой — сразу на руководящий пост.

Когда не знаешь, чем суффикс отличается от префикса, имеешь энное количество грешков и страдаешь болезненной мнительностью, обязательно ждешь от подчиненных какой-нибудь неприятности: то ли скрытой фронды, то ли громкого неповиновения. Налимов был предан Церковенко душой и телом, и Церковенко принял в институт Налимова: завел своего человека в коллективе. Лишь потом замдиректора осенило: где же еще, если не в этом институте, пользуясь бесплатными консультациями великого Акзамова, разгадывать тайну табибов?!

У Налимова началось приволье. Его приравняли к старшим научным сотрудникам, предоставили ему право работать дома или в библиотеках — где угодно. «Была бы продукция», — сказал Николаю Назаровичу Церковенко и подмигнул. И Налимов взялся за дело. Не хватало знаний — завлекал в свои сети Юлдашеву. «Эксплуатировал рабский труд влюбленных женщин», — полунадменно-полунасмешливо заметил Налимов. Или шел советоваться к Арифову. «Сей филантроп всегда наизготове со своими лакейскими услугами. Как этот, в «Капитанской дочке».

Снетков, «старая калоша», тоже принимал в Налимове участие. Он, правда, не знал языков, зато охотно — даже «на вынос» отдавал свой медицинский манускрипт. Более того, бескорыстно помог Назыму, мыкавшемуся по частным квартирам, получить жилье в своем доме.

Наступил день, когда рукопись Маджида, точно ответ в конце школьного учебника, по-новому осветила всю задачу. «Пора действовать, — задумчиво проговорил Яков Михайлович, когда вспотевший Налимов дочитал последние строки того самого подстрочного перевода, который сделала Юлдашева. — Есть у меня один правильный человечек на примете. Такой, какой нам нужен. По всем параметрам подходит для нашего случая». И на налимовском горизонте снова появился Суздальцев.

Налимову с этого дня пришлось засесть за карты, тогда как Суздальцев подбирал ему помощника среди своих базарных дружков. Назым переворошил тонны географической литературы, просмотрел бесчисленное множество топографических материалов, вновь проштудировал вдоль и поперек все три рукописи, в том числе похищенную у Арифова. Снетковский манускрипт подсказал Налимову недостающее слово. Налимов знал, что Фаттах, верховный табиб, свою резиденцию держал близ реки Совук-су, в горах. Место, где жил и врачевал Фаттах, называлось Сусинген, там же он, вероятно, хранил золотые монеты, полученные от пациентов, и это лекарственное вещество, стократ превосходящее своим действием мумиё. В качестве запасного варианта Налимовым был учтен и второй Сусинген, его нельзя было сбрасывать со счетов, ибо на склонах Азадбаша практиковал любимый ученик Фаттаха Абдуллахан. Кстати, перевал Музбель, ныне известный разве что пастухам, позволял преодолеть расстояние между Совук-су и Алтынтау за день, если выйти, конечно, на рассвете.

Церковенко приказал для начала остановиться на первом варианте: Совук-су — только в случае неудачи браться за второй. Налимов должен был лично предусмотреть сроки выхода и оповестить о них Суздальцева. «Сам видеть его не хочу. Следует думать о конспирации, — процедил Яков Михайлович, трусоватый по натуре. — Оставите дома записку. Укажете, когда отправились. Завуалировано, разумеется. Передадите Суздальцеву запасной ключ вот по такому адресу… И доверенность на зарплату кому-нибудь отдайте. Салют!»