А бабушка ласково взяла руку Васи — загорелую до черноты, исцарапанную мальчишескую ручонку и, поглаживая ее, приговаривала:
— Ты ведь у нас мужичок, работник… Хоть и не велик еще парень, а рука-то, вишь, мужская — ладошка широкая и пальцы — крепыши. Рабочая рука! Подрастешь маленько, подучишься и пойдешь в депо слесарем или токарем…
— Нет! — резко возразил Вася. — Я буду машинистом.
— Машинистом… — голос Анисьи Кондратьевны дрогнул, в нем появилось такое несвойственное ему выражение, что Вася быстро, подняв голову, посмотрел на бабушку.
Этот перехваченный старой женщиной взгляд помог ей совладать с собой. Когда она заговорила опять, голос ее был, как всегда, неторопливым и певучим.
3
Вечер.
Уже давно уснул Вася; угомонилась беспокойная Тая.
Улеглась и Ксюша. Но ей не спалось.
Скоро она пойдет с бабушкой к Хрустальному ключу. Сколько рассказов слышала она об этом заповедном месте! А нынче увидит все своими глазами.
Между тем, мать и бабушка, молча сидевшие в кухне, каждая со своей работой, вновь заговорили.
— Трудно, поди, Клавдя? Одна троих поднимаешь, — сказала Анисья Кондратьевна. Голос ее звучал необычно мягко. Клавдию она любила, как родную дочь.
— Одного моего заработка ясно не хватило бы, — ответила Клавдия. — А с пенсией концы с концами свести можно.
…Ксюша понимала, как много значит для семьи пенсия, которую государство дает на детей. Мать однажды объяснила им просто:
— Отца у вас нет. Вот Советская власть и помогает мне учить вас, одевать, кормить.
— К школе-то чего еще не хватает? — помолчав, снова заговорила бабушка.
— Васе я костюм новый сшила. У Таисьи еще старая ферма годится. А вот с Ксюшей не знаю, что делать. Вон как за лето выросла! Я уж на ее форме и в поясе запас выпустила, и в подоле. Первое время походит, а там придется новое платье шить.
Ксюша лежала с открытыми глазами и слушала беседу старших. Она даже на миг почувствовала себя виноватой — зачем она так быстро растет?
Мать и бабушка помолчали. Потом опять заговорила Анисья Кондратьевна:
— Ты ей сшей фартук новый, белый. Купи батисту. Если деньгами сейчас не располагаешь, я дам. Первые деньки в школе, — как праздник! Надо, чтобы и она не хуже других была. Девушка вон какая справная стает. И не шалаганка…
Ксюша слушала этот неторопливый разговор, и на сердце у нее было удивительно хорошо.
Бабушка! На вид строгая, даже суровая. А на самом деле такой заботливый, любящий человек. И мама…
Девочка знала, как трудно матери воспитывать их. Со старшей дочерью мать нередко советовалась, как поступить, что купить. Ксюша не обижалась, если мама шила ей и Тае платья из простой, недорогой материи, если порой не могла купить даже что-то очень необходимое ей. Она не чувствовала себя несчастной от того, что не все ее желания исполнялись. И наоборот, была очень рада простым подаркам, которые многим ребятам показались бы самыми обыкновенными, обыденными вещами.
4
В семье Чердынцевых все любили загадки. Получилось это, конечно, из-за бабушки.
Она знала загадки о солнце и луне, о людях и зверях, о временах года и явлениях природы.
Если Анисья Кондратьевна приезжала к внукам зимой, она вспоминала загадки о зиме.
— В круглом окне днем стекло разбито, за ночь вставлено, — спрашивала бабушка.
Тайка долго думала, повторяя загадку про себя, и, наконец, после наводящих вопросов Ксюши, кричала:
— Это лед в проруби… Я сразу догадалась!
Бабушка скупо улыбалась.
— Ну, а что зимой кверху корнем растет?
Для каждого члена семьи у бабушки находились особые загадки.
Когда Ксюша проснулась на следующее утро, она сразу же услышала голос Анисьи Кондратьевны:
— Поглядим, поглядим, какой ты отгадчик… «Над бабушкиной избушкой висит хлеба краюшка. Собаки лают, а достать не могут».
Вася отгадал довольно быстро:
— Это месяц, бабушка! Месяц в небе!
— Не кричи, батюшка! Чего кричать-то? Ну, правильно! — соглашалась Анисья Кондратьевна. — А теперь, попробуй, отгадай: «Нос, как у свинки, да колки щетинки».
— Нос, как у свинки… — задумчиво повторял Вася.
Бойкая Тайка, услышав, что Ксюша зашевелилась на кровати, заглянула в дверь.
— Ксют! Это что такое: «Не стукнет, не брякнет, а в окно войдет»? — зашептала она.
Уловка Тайки не осталась незамеченной.
— Ты сама голову ломай! — строго сказала бабушка. — Для Ксюши мы потруднее найдем. А, может статься, уже выросла из загадок? — подняла Анисья Кондратьевна глаза на Ксюшу.
— Нет, бабушка, загадывайте. Я люблю…
— Ну вот и ей найдем. Трудную, да мудреную… — бабушка подмигнула Васе, который, полураскрыв пухлые губы, зачарованно слушал ее. — Подумай-ка! «Кабы я встала, до неба достала»…
— Кабы я встала… — повторила Ксюша. — И правда трудная, никак не отгадаю.
— Подумай, раскинь мыслями. А Таисье не подсказывай, пусть сама думает.
Когда Ксюша, умывшись, вернулась в дом, у бабушки жарко топилась русская печь, кипела, булькая, вода в большом чугуне, стоявшем в устье печи.
Анисья Кондратьевна резала на столе зеленый лук на пирожки. Тайка и Вася крутились около.