Хрустальный лабиринт

Все это обдумывал Атлантида, заказав порцию «Черной собаки» в баре. Великолепная золотая текила, кока-кола без химического привкуса, кубики льда и настоящая вишенка. О цене лучше не спрашивать. Профессор пил в одиночестве – Дерпфельд отправился в полицейский участок. В баре царил полумрак, лишь столик светился. Постояв несколько минут, пока играла тихая музыка и кружились под потолком разноцветные светильники, столик медленно поднялся в воздух и поплыл на улицу, как будто ему надоели отделанные темными панелями стены, зеркальный пол и низкий потолок. Стул с Платоном последовал за столиком. Их что-то связывало – программа чипа или дружественная паутина. Биосистемы обычно надежнее, но профессор предпочитал добрую старую электронику. И стол, и стул выплыли в синее небо так плавно, что из бокала не пролилось ни капли. Столик со стулом скользнули меж пышных макушек местных пальм и опустились возле бассейна с изумрудной водой. Полупрозрачная раковина шезлонга парила в полуметре над песочным напылением дорожки.

Сидящая в шезлонге женщина улыбнулась Платону.

Как описать ее красоту? Своеобразная? Необыкновенная? Поразительная? Роскошная? Ни один эпитет не подходил. Все вместе слишком перегружали образ. Нарисовать, изваять – вот первое, что приходило в голову при виде этого тела. А потом – приступ отчаяния – не суметь. И никто не сумеет. Тут нужен Фидий или Лисипп. Все лини, все формы безупречны. В каждом изгибе плавность. Веки не просто прикрывали глаза, они их обводили, прочерчивая контур – никогда профессор прежде не видел таких глаз. Тонкие лепестки ноздрей были созданы резцом скульптора – иначе не скажешь. Такой овал лица бывает лишь у очень юных особ. А губам не нужен контурный карандаш, сама природа обвела контур этого рта. Брови не требовали ни коррекции, ни подкрашивания – линия была идеальной – волосок к волоску. Серебристая чешуя напыленного купальника прикрывала тело незнакомки до колен. Но сквозь прозрачную чешую можно было разглядеть и розоватые холмики сосков, и темный треугольник внизу живота. Линии ее тела были так же идеальны, как и лицо. И никакой искусственности. Ноги длинные, но длина соразмерна с телом; талия тонкая, но не кажется перетянутой невидимым шнурком; груди упруги, но не напоминают втиснутые под кожу теннисные мячи.

Красавица меланхолически отколупывала чешуинки купальника и бросала их в воду. При этом время от времени она проводила рукой между ног, но этот жест не выглядел вульгарным – при ее красоте позволительно было делать все.

– Платон Атлантида, – представился археолог и слегка приподнял шляпу. При этом он не мог оторвать взгляда от роскошных золотых волос незнакомки – после купанья они немного спутались, их кольца завились в беспорядке. Невольно хотелось запустить пальцы в эти пряди…

Несколько секунд она его внимательного разглядывала. Разумеется, она заметила все, и то, что костюм слегка помят, и цветок кактуса в петлице, и дурацкий лимон на шее.

– Я слышала о тебе, и слышала что-то очень хорошее. Но что – не помню… – она разыгрывала дурочку, и ей это шло. – Или я слышала о каком-то другом Платоне?.. Впрочем, неважно! Как ты относишься к платонической любви, Платон?

– Равнодушен…

– Разве ее нет.

– Под платонической любовью философ Платон имел в виду любовь мужчины к мужчине, которая не заканчивается физической близостью. Так что я отношусь к подобным эмоциям равнодушно.

– Елена, – представилась она. И замолкла многозначительно, ожидая, что он воскликнет: «Елена Прекрасная!» Но он промолчал. И этим немного разочаровал ее и озадачил. – Елена Корман, – добавила она. – Молодая вдова. – И при этом ни на секунду не омрачилась. – Мы недавно поженились с Альфредом.

Она? Дерпфельд сказал, что Корман женился… Но… эта красавица… Невероятно… Такая красотка подошла бы для молодого галактического миллиардера. Ясно, что она знала себе цену – тут уж сомнений никаких. И вдруг эта Елена рядом с худым угловатым Корманом, страдающим хроническим безденежьем – самым страшным заболеванием нашего мира.

– Поздравляю… – проговорил Платон хриплым голосом… И не отрываясь, смотрел на серебристый купальник. Все меньше и меньше оставалось на нем чешуинок. Тут только сообразил, что с венчанием поздно поздравлять.

– С чем поздравляешь? С вдовством? – усмехнулась Елена. Зубы ее были белым-белы. Казалось, они светятся.

– Поздравляю себя с тем, что увидел вас, – вывернулся профессор Рассольников.

– А-а… – она одобрительно махнула ресницами. Улыбка дрогнула в уголках губ. Еще одна чешуинка купальника полетела в изумрудную воду.

Платон решил не задавать лишних вопросов. Не испытывал желания. Пусть Дерпфельд допрашивает Елену Прекрасную. А он…

– Не хочешь искупаться? – предложила она. – Вода чудесная. Ласковая. Улыбчивая вода.