Хрустальный мальчик

Она прошла много – наверное, больше, чем следовало ожидать от ребёнка: за её спиной совсем исчез, спрятался за бесчисленными бело-коричневыми палками деревьев маленький сонный городок. Девочка ломала хрупкие ветви кустарника и шмыгала распухшим носом, на красных щеках её блестели и застывали полупрозрачные дорожки, но всё-таки она шагала и шагала, покуда, завидев поблизости большое раскидистое дерево, не упала прямо под ним.

Дерево было могучее – такое грех не признать великаном. Его кряжистые толстые корни уходили глубоко под промёрзшую землю и даже выползали частью из-под неё: закованные в снеговую броню, они казались волшебными рукавицами. Толстый ствол был изрезан глубокими морщинами, как лоб старого мыслителя, и в морщины на дереве набился зеленоватый мох. Даже несколько мужчин, возьмись они за руки, наверное, не смогли бы измерить в ширину это могучее дерево. Девочка задрала вверх голову и распахнула рот с обветренными искусанными губами. Тремя, а, может, четырьмя головами выше неё в стволе дерева виднелось глубокое, тёмное, с окаймлёнными мхом краями, дупло. Дупло было таким же несуразно огромным, как и сам ствол: наверное, туда без труда сумел бы забраться даже откормленный медвежонок. Девочка попыталась присвистнуть, но мороз иссушил ей губы и дыхание; она сумела лишь впечатлённо охнуть.

Дерево тянулось и выше, оно, казалось, прорастало в сам низкий, серый небесный свод. Его бесчисленные толстые сучья распадались на более мелкие, ветвились, сплетались друг с другом, делились бело-синим остроугольным крошевом снега и взметались ввысь, и казалось, будто бы старинное дерево разбрасывает над головой девочки прочную сетку Сквозь сплетения, тонущие в сером воздухе, то тут, то там падали порой слабые, бледно-жёлтые лучи света и выхватывали то кромку снежного одеяния, то глубокую морщинку, то острый край почки, что замёрзла во сне, то закругление осеннего черенка от листа (сам лист, конечно, ещё давно, осенью, опал и сгнил). Под сплетением сучьев, ветвей и веточек было гораздо теплее, чем вне него: девочка сразу это заметила, как только изо рта её перестал вырываться пар, словно из трубы паровоза перед отправлением с вокзала. Девочка выпустила из неуклюжей варежки тонкую ниточку санок, медленными, неуклюжими шагами подошла к дереву и приложила ладонь к стволу. Даже сквозь наслоения ткани чувствовала она все извилины морщин, и мягкость мха, казалось, добиралась до кожи и щекотала её, как щекочет мочалка в ванной.

Девочка медленно выдохнула и вдруг подалась к дереву ближе. Обеими руками она попыталась охватить толстого колосса, прильнула к нему щекой и закрыла глаза. Слипшиеся ресницы заблестели, стоило пристать к ним снежному крошеву. Прозрачный воздух дрожал кругом неё.

– Эй, – сказал воздух и задрожал усерднее, – эй, ты кто ещё такая?

Девочка вздрогнула. Она отпустила дерево и отшатнулась. Одна варежка слетела с её руки, да только укуса холода она не почувствовала.

Напротив неё стоял мальчик. Самый настоящий мальчик, старше нее, наверное, только парой годов старше неё. Но выглядел он уж слишком странно: без куртки, без шапки, без перчаток, только в шерстяных брюках и длинном зелёном свитере со слишком высокой горловиной. На ногах у него были сапоги – не менее странные нежели их владелец. Широкие, с огромными голенищами. Такие старожилы этого местечка носили, когда были еще совсем молодыми и любили ухаживать за девчонками.

– Ты кто? – сощурился мальчик.

У него были белоснежные – не седые, а именно белоснежные, как покрывало, окутывающее верхние древесные веточки, – растрёпанные волосы, длинные белые же ресницы и серые, полупрозрачные, как тонкий лёд на весеннем озере, большие глаза. Мальчик был так бледен, словно он ни разу прежде не выходил на улицу, да и стоял он странно: одну ногу всё время держал за другой и не наступал на неё, словно ему это было неприятно.

– А ты кто такой? – девочка решительно подбоченилась и упёрла в бока неуклюжие раздутые руки. – Чего спрашиваешь? Ты вообще откуда взялся?

– Я здесь всегда сижу, – угрюмо отрезал мальчик, и серебристые глаза его сощурились, – это моё место! А ты пришла, всю природу здесь растревожила! Как мне теперь тут сидеть, когда белки волнуются, зайцы топают и даже совы проснулись?

Девочка осмотрелась. Лес звенел промёрзшей тишиной.

– Дурак или как? – хмыкнула она. – Тихо!

– Ты просто не слышишь ничего, – мальчик опустил глаза. Усталое выражение появилось на его бледном лице. – И не видишь. Обычная слепая и глухая девочка.

– Сам ты и слепой, и глухой! – возмутилась она. На лбу её появились морщинки, она вобрала полную грудь воздуха и вдруг выкрикнула: – Ты ещё и вообще мальчик! Не может быть ничего хуже, чем родиться мальчишкой!

– Или такой глупой девчонкой, как ты! – усмехнулся он, и его серые глаза блеснули задорно и издевательски.