Хрустальный поцелуй (СИ)

И вот однажды, посреди двух невероятно долгих и убийственно тяжелых недель, Ханс снова появился в моей жизни спасительным лучиком света. Я не видела его до тех пор, пока не села в машину, потому что из комнаты меня позвал комендант, рявкнув, чтобы я быстро собиралась и шла «к этому своему».

Ханс тоже выглядел уставшим. Я поняла, что март коснулся нас обоих, оставив после себя глубокие тени на лице и усталость во взгляде. Но при виде меня Ханс улыбнулся — широко, искренне, так, что в уголках глаз залегли крохотные морщинки. И в душе у меня потеплело.

Это было начало апреля. И даже тогда я еще не до конца понимала, насколько же много — ужасающе много — он для меня значит.

========== 11. ==========

Май выдался теплым, но я не могла сказать — он такой из-за погоды или из-за наших с Хансом встреч. Меня изнутри согревало то, что я чувствовала к нему, хотя даже для себя я боялась облачать это в слова и вешать какие-то ярлыки. Но и погода радовала — было тепло и солнечно, и я не могла нарадоваться собственному прекрасному настроению. Даже тренировки в лесу, которые теперь, правда, уже не казались такими зверскими — вот она, сила привычки, — не омрачали моей радости.

В один из теплых дней Ханс забрал меня на все выходные, сказав, что хочет погулять со мной. Я, конечно, согласилась — помнила нашу прогулку на Рождество и очень хотела ее повторить, тем более теперь, когда каждым проведенным с ним мгновением я дорожила как самой большой драгоценностью в мире.

К нему мы приехали, как обычно, в пятницу. На улице было еще светло, несмотря на наступающий вечер, но когда я вышла из душа — за окном уже сгустились сумерки. Темнело теперь позже, но по-прежнему быстро: город сдавался под враждебным натиском темноты всего лишь за пару часов.

Ханс сидел на кухне у окна и курил. Я видела его таким впервые, хотя раньше в некоторые моменты мне казалось, что от него пахнет табаком. Но теперь я убедилась в этом сама — не казалось. Я замерла в дверном проеме. Ханс с сигаретой смотрелся очень красиво. Я сразу вспомнила Рождество и то, как он рассказывал истории из детства, а я во все глаза смотрела на него и не могла оторваться. Так же было и сейчас. Я смотрела и глаз отвести от него не могла, а он, казалось, даже не заметил моего прихода — по-прежнему самозабвенно курил, глядя в окно и выпуская дым в приоткрытую форточку. Я не знала, о чем он думал, и не могла этого понять по его лицу, потому что тень не позволяла мне его увидеть. Но я была уверена, что его мысли не были радостными. Люди ведь не курят от радости, размышляла я.

Сама я курить не пробовала никогда, но дым казался мне достаточно едким и противным, чтобы и не пытаться попробовать. Потому я и считала, что курят люди, наверное, чтобы успокоиться или перебить горечь потери горечью этого дыма.

Я хотела попросить Ханса не травиться табаком. Окликнуть его и сказать, что все обязательно будет хорошо, он ведь сильный, он ведь сможет справиться с чем угодно. Но я молчала и смотрела за ним.

Он докурил, потушил сигарету о краешек пепельницы, которую я раньше не видела, и развернулся ко мне.

— Давно ты здесь стоишь? — тихо спросил он. Я пожала плечами. — Не нужно тебе нюхать эту гадость, оно того не стоит.

Я кивнула.

— У тебя что-то случилось? — спросила я. — Может, я как-нибудь могу помочь тебе?

Я понимала, как глупо это звучит, но смотреть на то, как он мучается, я тоже не хотела. Он улыбнулся — устало и как-то беззащитно, — и мне до дрожи в пальцах захотелось его обнять. Я не могла ему помочь, я ведь была всего лишь девочкой-подростком. Что было в моих силах?

— Того, что ты продолжаешь соглашаться бывать здесь, вполне достаточно, — сказал он с улыбкой. — Я очень рад, что ты у меня есть. Без тебя было бы еще хуже.

Я безмолвно кивала. На слова просто не хватало сил — они все ушли на то, чтобы не расплакаться и не дать себе волю открыть ему, как сильно я рада, что у меня есть он. Он подошел ко мне и обнял меня, уткнувшись носом в волосы, еще влажные после душа, а я чувствовала, как по спине от его близости и тепла ползут мурашки и как где-то внутри, глубоко внутри, теплеет от того, что он рядом.

— Завтра перед тем, как пойти гулять, мы с тобой зайдем в одно место, — своим прежним голосом сказал Ханс, отстраняясь, будто и не было этих нескольких мгновений сейчас. — Никакие твои возражения я слушать не буду. Будешь отказываться — не пойдем гулять. Хорошо?

Я усмехнулась и согласилась, не понимая, про что он говорит.

А на следующий день он завел меня в магазин со всевозможными платьями, и я вспомнила его слова — захотела было сказать, что мне ничего от него не нужно, что ему не стоит так тратиться на меня и беспокоиться обо мне, но осеклась. Под его внимательным взглядом. Видимо, догадался, что я вспомнила.

— Это так необходимо? — тихо и смущенно спросила я.

Он значительно кивнул.

— Ты обещала не отпираться.

— Я и не отпираюсь. Я спрашиваю.

Он не ответил, только склонил голову на бок. Я вздохнула и нехотя пошла к девушке, которая уже ожидала меня возле одной из вешалок.