Хрустальный шар

В этот момент он думал о смешно постукивающей машинке, которая разрушила неведомые основы бытия, о глазах ясновидца, о волнах неба и земли, слившихся в сверкающий столп, и о моменте, когда доводится принимать такого гостя.

И во второй раз он прошептал:

– Ты велик.

Означало это, что есть мир, в котором форма не открывает тела, а свет – взгляда, в котором нет вещей нужных и ненужных, а есть только вещи понятые и еще не понятые, еще не объясненные, превращающие слепую игру частиц в реальный континуум, и это хорошо.

И в третий раз он прошептал:

– Ты велик.

Под этими словами следовало понимать не руины разноцветных минут, а предчувствие всеохватывающего единства, которое не может поместиться в груди одного человека, в котором нет ни стремлений, ни достижений, ни желаний, ни осуществлений, ни результата, ни причины, а есть предчувствие Всего.

В череду туч, хлеставших пузырящимся дождем, неожиданно ворвался чуждый блеск. Расправленная цепь огненных шаров расцвела в черном поднебесье. Уайтхед, вглядевшись, увидел мрачную тень, из сопел которой извергался желтый огонь.

Еще не понимая, что происходит, он изо всех сил вцепился в деревянную доску подоконника. И тут пугающе острый клюв стальной сигары слегка наклонился, ракета устремилась вниз по опасной кривой. Старик потянул на себя подоконник, словно хотел его вырвать из креплений, и закричал:

– Беги, мальчик! Беги!

И одновременно с этим тревожным криком исчез в огненном смерче и грохоте взрыва.

Перевод Язневича В.И.

КВ-1

Снаружи КВ-1 выглядит как бронтозавр – бронированная допотопная рептилия, которая, согнув свои покрытые колючими чешуйками лапы, опустилась на колени и над землей вытянула пятиметровую шею. Впечатляющий гигант зеленоватого цвета медленно движется по ржаному полю.

А изнутри КВ-1 – это тесный железный ящик, ощетинившийся рукоятками рычагов и ручек, в котором десятки оксидированных кабелей, трубок, проводов, ползущих во всех направлениях, пересекающих выкрашенные в светлый цвет стены. Каждый из пяти членов экипажа огражден стеной приборов, которые он вынужден обслуживать в почти полной темноте, возникающей после закрытия люка.

Сейчас люк открыт. Высунувшийся по грудь старший лейтенант Симонов слегка покачивается вместе с танком, едущим по колее, проложенной идущей впереди машиной. Щурясь от полуденного солнца, он морщит брови, чтобы струйка пота не попала в глаз. Колонна со скрежетом шестерней выдвигается далеко в степь, серую и зеленую. Только командир танка может окинуть взором ее вздымающееся округлыми холмами пространство.

Старший сержант Глухов, держа руки на рычагах управления, через прицел видит подпрыгивающую черную корму впередиидущего танка, а когда дорога становится более неровной, в прямоугольник поля зрения попадает контур орудийной башни, похожей на огромную приплюснутую голову.

Танки повторяют одни и те же движения, гусеницы, придерживаемые на поворотах, скрежещут, отпечатывая в высохшей глине свои чугунные когти. Глухов медленным, почти сонным движением оттягивает рукоятку. КВ-1 скрипит шестернями и послушно поворачивает вправо. Неожиданно подают звук наушники полевого телефона, водитель отклоняется назад и выжимает сцепление. КВ-1 останавливается, слегка подрагивая в такт работе двигателя. Заряжающий орудия, который сидит ниже уровня бронебашни за стоящим старшим лейтенантом, пытается угадать причину остановки, но снаружи уже слышен хорошо знакомый устойчивый шум и тарахтение.

С боковой дороги выезжают трактора. Маскирующие их ветки с листьями уже завяли, хотя были срублены утром. «Сталинцы» переползают через сухой ров и, поднимая свои тупые передки вверх, с треском падают на внезапно освобожденные опорные катки. За ними с кажущейся легкостью движутся гаубицы. Колонна танков терпеливо ждет – заряжающий Плевцов считает орудия вслух, но вскоре ему это надоедает. Рука привычно тянется в темноту – наталкивается на острые головки снарядов, выглядывающие из отсека боеприпасов, и касается разогретой моторной перегородки. Дизель работает медленно, каждую вспышку сопровождает сопящий выдох выхлопных газов, железная дрожь пробуждает выпуклый от заклепок корпус к жизни.

«Железное сердце», – думает Плевцов и глубоко дышит в потоке холодного воздуха, перегоняемого вентилятором. В этот момент танк трогается.

Сережа, радист, сдвинул на затылок шлем, возвращаясь тем самым к действительности. В то же мгновение он с облегчением почувствовал дуновение ветра, но исполнительность победила: он опять натянул шлем на потную голову. Шум мотора стал тише.

Высунувшийся из люка старший лейтенант уже давно наблюдал одну и ту же картину: степь, вздымающуюся низкими холмами, из-за которых долетал монотонный грохот артиллерийских взрывов. Он усилился, когда они миновали еще одну линию старых, изрытых и провалившихся полевых укреплений и проползли через руины села (действительно его сровняли с землей – даже трубы не торчали, скошенные снарядами).