Нас ожидала группа людей. Некоторые были в форме. Выходя из кабины, я с трудом разогнул затекшие ноги. Грэм, едва сошел на землю, тут же достал портсигар. Мы пошли по краю аэродрома. За стальной сеткой нас ждали машины.
– Надеюсь, теперь я смогу принять душ и вздремнуть? – тихо спросил я Грэма, потому что к нам приближались люди.
– Все, что только пожелаете. Это доцент Куэрни, доктор Гримшо, старший лейтенант Фолстоун.
Доцент был широкоплечим брюнетом с овальным лицом, на котором выделялись пушистые темные брови. Он добродушно улыбался. Я подал руку Гримшо, который выглядел так, словно его кто-то сильно вытянул в длину и оставил таким перепуганным. У него был мощный нос, все лицо складывалось исключительно из профиля, как плоский стилет, и огромные очки. В автомобиле кто-то сидел.
Я обрадовался, узнав Мейкинза, но тут же погасил улыбку: может быть, по сценарию мы не были знакомы?
Он только подмигнул мне и запустил мотор. Доцент и Грэм уселись в открытый «крайслер», я за ними. Машины тронулись. Мы проехали между двумя башнями, затем в сгущающихся сумерках выросли темные стены многоэтажных зданий. Сбоку поднималась, как обелиск, гигантская квадратная труба. Вылетающий из нее дым сиял мягким белым светом.
Мы вошли в широкий сквер и куда-то двинулись по бетонной лестнице. Я ориентировался все хуже, на меня навалилась усталость. Помню, были еще какие-то лица в полумраке. Пришлось пожимать протягиваемые ко мне руки, бормотать свое новое имя. Потом мы поднялись на лифте, и я наконец остался один в маленькой, хорошо освещенной комнате со светлыми стенами и мебелью. Только стол был коричневый. Последнее, что я помню, был долгий, очень приглушенный, но всеохватывающий шум.
IV
– Моя работа начинается с того, что я должен подозревать всех, не так ли? – спросил я Грэма.
Мы стояли на крыше одиннадцатиэтажного здания, которое находилось в центре комплекса Б. Вокруг простиралась панорама, состоявшая из бетонных глыб; кое-где сияли, как вымытые, зеркала больших бассейнов; из торчащих труб вился легкий дымок. В отдалении, на фоне плоских травянистых склонов, виднелись колонны дистилляторов.
– Никто не будет навязывать вам свои методы. Вы будете знать все, что мог бы знать президент Штатов, если бы ему вздумалось что-либо спросить. Что касается служебных отношений, то вы являетесь членом совета.
– Кто в него входит?
– Доктор Гримшо, начальник шифровального отдела, Фолстоун из радиоперехвата, Гридли из отдела связи, майор Каннеби, командир вооруженных сил, и несколько специалистов из Чикаго и Лос-Аламоса. А также Мейкинз, вы его уже видели.
– Спасибо. Кто, кроме них, знает о моей настоящей роли? Ученые будут знать все?
– Нет, зачем? Только Куэрни. Ученые наверняка лояльны, тем не менее это ученые… Не книжные растяпы, поэтому осторожность не помешает. Во всяком случае, ни один из них не ориентируется полностью в деталях нашей системы безопасности.
– Я буду не в своей тарелке – ведь я все-таки инженер, а не физик.
– Вас будет сопровождать Куэрни, он и подстрахует. Ему по должности положено представлять всех гостей. В любом случае ученых из сферы следствия вы можете исключить. Не такие это люди, которых можно купить.
– Да, это редкий вид, – согласился я. Снизу вышел Куэрни и подошел к нам. – Кто бы мог подумать, что всего за восемь месяцев будет построен такой город и производственный гигант в мирное время, даже если бы речь шла о так называемом благе общества или человечества? – добавил я.
Доцент улыбнулся:
– Благо человечества в нашем языке понимается как интересы нескольких людей. Но есть страны, которые руководствуются иными законами. – И продолжил в ответ на мой удивленный взгляд: – Советы, например. Вы пойдете сейчас со мной? Я покажу вам лаборатории.
Он двинулся вперед. Когда он отошел на несколько шагов, Грэм подмигнул мне и шепнул:
– Его называют «красным». Идите с ним.
– Я не буду наводить на вас скуку показом специфических деталей устройств или известных вещей, – сказал Куэрни, – хотя у нас здесь много чего замечательного. Вас, как специалиста, наверняка заинтересовали бы наши турбокомплексы. Они стоят в комплексе Б-2, их мощность составляет 280 тысяч лошадиных сил. В зданиях напротив нас, это А-1, находятся наиважнейшие устройства для производства чистого урана 235. Это атомный детонатор.
Мы прошли по мостику, переброшенному по воздуху над площадью, лежащей внизу. Раздался свист сирены: там проезжал маленький, словно игрушечный, локомотив, тянувший связку товарных вагонов. За мостиком была будочка охранников, которые пропустили нас дальше, и мы прошли через люк в крыше. По крутой лестнице в бетонном блоке спустились вниз.
Когда мы оказались в длинном коридоре, одну стену которого составляли огромные, оправленные в сталь окна, Куэрни остановился.
– Я полагаю, – сказал он, – вы слышали о взрывчатом изотопе урана?
– Да, – ответил я. – Недавно я читал, что еще в 1939 году стала известна разновидность обычного урана, который способен взрывообразно распадаться под влиянием столкновения с какими-то электронными частицами.