Хуан Дьявол (ЛП)

– Сеньора очень храбрая и поэтому сказала, что никому не будет отвечать. Вы же знаете, какая она.

– Да, знаю. Довольно хорошо знаю, но это… это… Это идет от нее, и поэтому она должна немедленно объясниться. Айме! Айме! Открой немедленно!

– Ренато, прошу тебя… – пробовала увещевать София, приближаясь к сыну.

– Это я должен просить оставить меня, мама! Это личное между мной и женой!

– К сожалению, в этом доме уже нет личного. Позабыта даже тень приличия, крики и вопли перед слугами, и все эти грязные следы на добром имени дома.

София гневно посмотрела на шторы, где только что, пользуясь случаем, скрылась Ана. Затем, смягчившись, подошла и взяла его за руку:

– Ренато, оставь Айме. Не думаю, что она могла принимать участие в прошении сестры. Прошу, послушай. Нужно прекратить скандал. Каталина со мной согласна. Когда мы пришли поговорить с Моникой, то были приятно удивлены, что она добровольно подписала прошение. Думаю, это лучшее, что могло случиться. Разорвать путы бесчестного брака, принять постриг, и мы попытаемся позабыть о существовании бандита, которого зовут Хуан Дьявол.

– Я не забуду и не позволю, чтобы Моника снова стала жертвой. Несправедливо, что все ее подталкивают, упорно стремятся очистить преступление, которого она не совершала. Говоришь, она добровольно приняла прошение? Не верю, мама. Я вижу в этом руку Айме. Я начал понимать, что она притворная и коварная.

– Она твоя жена и будет матерью твоему сыну. Если ты уже не можешь любить и уважать ее, то по крайней мере не настаивай на разговоре в твоем состоянии. Уверяю тебя, Моника согласна. Если не веришь, поговори с Каталиной. Я оставила ее в своей спальне. Спросишь ее и убедишься, что никто не пытается принести ее в жертву. Пойдем к Каталине. Я постараюсь, чтобы Айме мне открыла, и не буду препятствовать тебе поговорить с ней, когда ты успокоишься. Иди… Прошу тебя, Ренато…

По властной просьбе матери, Ренато отошел. Теперь одна в прихожей, перед испуганной служанкой, которая вышла из-за штор, София убрала маску сурового достоинства, ее губы скривились от злобы, глаза засверкали, она уверенно произнесла:

– Твоей хозяйки нет дома, не так ли?

– Как это нет? Она там…

– Не лги больше! Перед моим сыном нужно притворяться, но не передо мной. Она вышла в твоей одежде. Ее видели и подумали, что это ты. Понимаешь? Мне сказали, что ты вышла, но увидев тебя, я поняла. Это была она… она… а ты отвратительная сообщница!

– Ай! – пожаловалась служанка. – Я ни в чем не виновата.

– Поэтому заплатишь ты! Завтра уйдешь из Кампо Реаль, а Баутиста рассчитает тебя!

– Нет! Нет, сеньора! – воскликнула испуганная Ана. – Я ничего не сделала. Я не виновата. Мне приказывала хозяйка, а если бы я не послушалась, она бы тоже сказала, что выгонит меня из Кампо Реаль.

– Это меня ты должна слушаться. Я твоя хозяйка. В моем доме ты родилась рабыней, и все это время ела хлеб Д`Отремон. Ты служила только мне!

– Вы велели служить сеньоре Айме, быть ее служанкой. Не выгоняйте меня из Кампо Реаль. Я сделаю все, что просите.

– Иди и найди ее! Как можно раньше. Через час, два. Пусть она войдет также, как вышла, чтобы мой сын увидел ее в спальне, когда откроется дверь. Поторопись! Сделай это, Ана. Чтобы Ренато не узнал или ты пожалеешь, что родилась! Поняла? Не теряй ни минуты! Беги! Уходи! Пусть она будет в спальне через час, или ты за все заплатишь!

В нижней богатой и густонаселенной части города Сен-Пьер, где располагался глубокий поворот к бухте, простирался район маленьких домов и узких улочек, которые взбирались по склону горы Мон Пеле. Район таверн и моряков, притонов и гулящих женщин. Беспокойный район праздников и скандалов, где сильное и горькое похмелье нарушало сердцебиение города. Там пылал карнавал алкоголя, хриплые взрывы смеха, дикие шутки. Карнавал, на котором часто лились вместе ром и кровь. Теперь завсегдатаи одного низкопробного заведения образовали круг багровых лиц, сладострастных глаз, с трудом сдерживающихся жадных рук; а в центре круга, под глухие и древние звуки африканского барабана женщина плясала непристойный туземный танец со змеиными движениями и завываниями волка. Она танцевала, лился пот, делая эбонитовую плоть блестящей. Опираясь на руку лейтенанта Бриттона, Айме де Мольнар улыбалась, была странно очарована ритмом танца, и понизив голос, сказала выразительно:

– Тебе нравится, Чарльз? Это танец ведьм. Первый раз, когда видишь этот танец, можно загадать три желания. Говорят, все три сбудутся. Но нужно опустить два пальца в кровь. Сейчас перережут горло ягненку. Хочешь попробовать? Хочешь осуществить свое главное желание, Чарльз?

– Да. Хочу, чтобы эта ночь никогда не кончалась! Пусть она длится всю жизнь, и пройдет с тобой, но…

– Подожди… Подожди… Перерезали горло, несут кровь в чашках. Они предлагают всем, кто хочет. Быстро! У тебя есть монетка? Брось ее на дно и смочи пальцы.

– Это нелепо. Как представление оно может происходить, но…