Худей!

— Я хочу, чтобы вы шли своей дорогой, — сказал он Вилли тем же рассудительным, почти добродушным тоном. — Мне не нравится ваш вид. Вы напоминаете мне дурное происшествие, которое ищет, где бы ему приключиться. Ваше пиво бесплатно. Только уходите.

Вилли посмотрел на бармена испуганно и несколько приниженно.

— Ладно, — сказал он. — Всего один вопрос, и меня здесь нет. — Он повернулся к Эндерсу. — Куда они направились?

— Я не знаю, — сразу ответил тот. — Цыгане не оставляют адресов, мой друг.

Плечи Вилли поникли.

— Но я уже был на ногах, когда они отъезжали на следующее утро. Я теперь совсем дерьмово сплю, а большинство их машин к тому же не позаботилось о глушителях. Я видел, как они выехали на 27 магистраль и повернули к северу. Моя отгадка будет… Рокленд, — старик глубоко вздохнул, и Вилли озабоченно склонился к нему. — Рокленд или Бутбэй Харбор. Да. И это все, что я знаю, мой друг, не говоря о том, что, когда старик назвал меня Флешем, когда он назвал меня моим тайным именем, я описался, замочив штанину и левую теннисную туфлю, — и Лон Эндерс неожиданно заплакал.

— Мистер, вы что, не уходите? — спросил Тимми.

— Уже иду, — вздохнул Вилли и пошел, задержавшись только на миг, коснувшись хрупкого, почти воздушного плеча старика.

Солнце ударило словно молот. Наступил полдень, солнце перекатило в западную часть неба, и когда Вилли поглядел налево, он увидел собственную тень, костлявую, как детский рисунок человечка, нарисованный на горячем белом песке.

* * *

Вилли набрал код: 203.

«Стоит серьезно призадуматься, если цыгане знают твое тайное имя».

Он набрал: 555.

«Мне не нравится ваш вид. Я хочу, чтобы вы пошли своей дорогой».

Он набрал: 923. Услышал, как зазвонил телефон дома, в Жирном Городе.

«Вы напоминаете мне дурное происшествие, которое ищет, где бы ему приключиться…»

— Привет? — голос ожидающий и немного запыхавшийся, он принадлежал не Хейди, а Линде. Лежа на постели в своем клиновидном номере, Вилли прикрыл глаза, когда их защемило от слез. Он увидел ее ясно, как в тот день, когда вел ее по Фонарному проезду и говорил ей о наезде, вспомнил ее старые шорты и длинные, жеребячьи ноги.

«Что ты можешь рассказать ей, Вилли? Как ты провел день на пляже, исходя потом, что обед твой состоял из двух кружек пива, и несмотря на обильный ужин, коронным номером которого был не один, а два бифштекса, ты потерял сегодня три фунта вместо обычных двух?»

— Алло!

«Что ты — дурное происшествие, которое ищет, где бы ему приключиться? Что тебе жаль, что приходилось лгать, но ведь все родители это делают».

— Алло! Кто там? Это ты, Бобби?

Все еще не раскрывая глаз, Вилли сказал:

— Это отец, Линда.

— Папочка?

— Милая, я не могу говорить, — сказал он. «Потому что чуть не плачу». — Я все еще теряю вес, но я вышел на след Лемке. Передай это матери. Передай, что я вышел на след Лемке. Ты запомнила?

— Папочка, пожалуйста, приезжай домой! — она плакала. Рука Вилли побелела на телефоне.

— Я соскучился по тебе, но когда я вернусь домой, мы больше никогда не расстанемся.

Смутно он услышал голос Хейди:

— Лин? Это отец?

— Я люблю тебя, куколка, — проговорил Вилли. — И я люблю маму.

— Папочка… — мешанина мелких звуков. Потом в трубке раздался голос Хейди:

— Вилли? Вилли, пожалуйста, прекрати это и вернись к нам.

Вилли осторожно повесил трубку, перевернулся на постели и положил лицо на скрещенные руки.

* * *

Он выписался из «Шератона» на следующее утро и отправился на север по длинной прибрежной магистрали, которая начиналась в Форте Кэй в Мэйне и оканчивалась в Кэй Вест, во Флориде. Рокланд или Бутбэй Харбор сказал старик в «Семи морях», но Вилли не собирался упускать ни одного шанса. Он останавливался у каждой второй заправочной станции на дороге; он останавливался у универсамов, перед которыми на складных стульях сидели старички, жующие зубочистки или спички. Он показывал фотографии каждому, кто соглашался взглянуть; он разменял два стодолларовых дорожных чека на двудолларовые купюры и раздавал их как чаевые, словно человек, привлекающий к радиошоу сомнительного качества. Четыре фотографии он показывал чаще других: фотографии девушки, Джины, с чистой оливковой кожей и темными, зовущими глазами; переделанный из катафалка фургон; грузовичок-фольксваген с женщиной и козерогом на борту и портрет Тадеуша Лемке.