Билли посмотрел на бармена, испытывая страх и смущение.
— Ладно, ухожу, — сказал он. — Только один маленький вопрос. — Он повернулся к Эндерсу. — Куда они отправились?
— Не знаю, — ответил старик. — Цыгане адресов не оставляют, друг.
Плечи Билли опустились.
— Но я уже не спал, когда они утром тронулись в путь. Мало сплю нынче, а о глушителях они не заботятся. Видел, что выехали на шоссе номер 27 и повернули на север, на шоссе номер один. Думаю, в Роклэнд двинули. — Старик тяжело, с дрожью, вздохнул, и Билли наклонился к нему, чтобы лучше слышать. — Роклэнд или, может, Бутбэй Харбор. Да. Вот и все, пожалуй, друг. Скажу только, когда он меня назвал моим секретным именем — Флэшем, я малость в штаны намочил. — И вдруг Лон Эндерс заплакал.
— Мистер, вы уходите? — спросил Тимми официальным голосом.
— Ухожу, — сказал Билли. Прежде, чем направиться к выходу, он мимолетно пожал хилое плечо старика.
Снаружи солнце ударило зноем, как молотом. Время перевалило за полдень, солнце клонилось к западу. Посмотрев влево, он увидел собственную тень — хрупкую тень высокого подростка на белом песке.
Он набрал код 203.
«Да, у них за пазухой до черта всякого, если знают старую кличку первого попавшегося человека».
Набрал код 555.
«Мне хочется, чтобы ты шел своей дорогой. Ты мне не нравишься».
Набрал 9231 и прислушался к звонкам своего дома в городе Жирных Котов.
«Выглядишь, как несчастье…»
— Алло? — Голос запыхавшийся и полный надежды, но не Хейди, а Линды. Лежа на постели в номере гостиницы, Билли зажмурил глаза от внезапно нахлынувших слез. Увидел ее такой, какой она была, когда он шел с ней по Лантерн Драйв и говорил о несчастном случае, — ее старенькие шорты и длинные неуклюжие ноги.
«Что ты ей скажешь, Билли-бой? Что пропотел весь день на пляже, что пообедал двумя кружками пива и что, несмотря на два больших бифштекса на ужин, ты потерял три фунта вместо обычных двух?»
— Алло?
«Что ты приносишь несчастье тем местам, где появляешься? Что тебе жаль, что ты врал, но ведь все родители так делают?»
— Алло! Кто это? Бобби, ты, что ли?
Не открывая глаз, он ответил:
— Это папа, Линда.
— Папа?
— Миленькая, я не могу сейчас говорить, — сказал он. «Потому что, кажется, плачу». — Я все теряю вес, ты знаешь. Но я напал на след Лемке. Скажи маме об этом. Запомнишь? Я напал на след Лемке.
— Папочка, дорогой, ну пожалуйста, возвращайся домой! — Она заплакала. Билли сжал трубку в руке. — Я по тебе соскучилась и больше не соглашусь, чтобы она меня куда-нибудь отсылала.
Слабо послышался голос Хейди:
— Лин! Это папа?!
— Я люблю тебя, моя душечка, — сказал он. — И маму твою люблю.
— Ну, папа!..
Сумятица тихих звуков. Потом Хейди взяла трубку.
— Билли? Билли, пожалуйста, прекрати это все и возвращайся домой, к нам.
Билли осторожно положил трубку, перевернулся в постели и уткнулся лицом в скрещенные руки.
Он покинул «Шератон», Южный Портленд на следующее утро и поехал по шоссе № 1 на север вдоль побережья. Шоссе начиналось в Форт Кенте, Мэн, и заканчивалось в Ки Уэст, Флорида. Старик в «Семи морях» сказал: Роклэнд или Бутбэй Харбор, но Билли на случай не мог надеяться. Останавливался на каждой второй или третьей заправочной станции на той стороне шоссе, которая вела к северу. Заходил в придорожные универмаги, где на передних лужайках в шезлонгах сидели старики, задумчиво жуя спички. Показывал свои снимки всем, кто готов был посмотреть. Поменял два стодолларовых «трэвеллерс»-чека на мелкие долларовые бумажки и раздавал их направо-налево, словно рекламируя продукцию сомнительного сорта. Чаще всего показывал четыре снимка: девушки Джины с оливкового цвета кожей и черными завлекающими очками, «кадиллака-купе», «фольксвагена-микробаса» с намалеванными на борту женщиной и единорогом, Тадуза Лемке.
Как и Лон Эндерс, люди почему-то не желали дотрагиваться до его фотографии.
Но — помогали. У Халлека не возникло проблем с выяснением маршрута цыган вдоль побережья. И дело было не только в номерных знаках иных штатов — к этому люди в штате Мэн летом быстро привыкали. Дело было в том, как двигались фургоны и универсалы, — почти бампер в бампер, пестрые росписи по бокам, да и в самих цыганах. Большинство из тех, с кем Билли говорил, заявляли, что их женщины и дети крали вещи, но никто толком не сказал, что именно было украдено, и никто почему-то не обратился в полицию по поводу этих краж.
В основном вспоминали старого цыгана с провалившимся носом, если видели его.