Худеющий

Глаза Билли обратились к зеркалу во всю стену. Кажется, у Джона Д. Макдональда он читал, что в современных американских мотелях каждая комната напичкана зеркалами, хотя большинство постояльцев — толстые бизнесмены, которые не проявляют интереса к лицезрению самих себя в голом виде. Он, правда, был в диаметрально противоположном состоянии, но вполне мог понять антизеркальные настроения. Подумал: все дело в его лице… нет, не только. Размер черепа остался тем же, только венчал он столь хилую структуру, что напоминал перезревший большой подсолнух.

«Я никогда не сниму с тебя его, белый человек из города», вспомнил он слова старика.

— Так какой вес, Уильям? — переспросил Джинелли. Голос его был спокойным, даже мягким, но глаза странно и загадочно блестели. Билли никогда раньше не замечал такого блеска в глазах других, и это вызвало некоторую нервозность.

— Когда это началось, — когда я вышел из здания суда и старик коснулся меня, я весил двести пятьдесят фунтов. Нынче утром взвесился до обеда — было сто шестнадцать. Ну, то есть… сто тридцать четыре фунта.

— Иисус и Дева Мария, и Иосиф-плотник с Бруклинских Высот, — прошептал Джинелли и снова перекрестился. — Он коснулся тебя?

«Вот теперь он и уйдет. Ни этом месте все уходят», подумал Билли. Мелькнула дикая мысль соврать или сымпровизировать сумасшедшую историю о систематическом отравлении пищи. Но если когда-либо и было время для вранья, то теперь его не имелось. Ушло такое время. Если Джинелли сейчас выйдет, он выйдет с ним и проводит его хотя бы до автомобиля. Откроет ему дверцу и от души поблагодарит за посещение. Он отблагодарит его за то, что Джинелли выслушал его среди ночи и отправил к нему немедленно того странного доктора, а затем и сам прилетел. Но главным образом горячая благодарность была вызвана тем, что Джинелли не убежал после того, как посмотрел на него на пороге широко раскрытыми глазами.

«Ладно уж, выкладывай ему всю правду. Он говорит, что верит только в пистолеты и деньги, и, видимо, так оно и есть. Но правду ты ему скажи, потому что это единственный способ отблагодарить такого человека».

«Он коснулся тебя?» — спросил Джинелли, и хотя вопрос прозвучал только что, время в испуганном, смятенном мозгу Билли растянулось. Теперь он произнес самое трудное:

— Он не только коснулся меня, Ричард. Он наложил на меня проклятье.

Подождал — не исчезнет ли сумасшедшая искорка в глазах Джинелли. Ждал, когда Джинелли посмотрит на свои часы и подцепит рукой чемоданчик. «Время летит, дорогой, верно? Я бы не прочь задержаться и потолковать с тобой насчет этого проклятья, Уильям. Но, понимаешь, телятина „марсала“ стынет в „Трех Братьях“, и…»

Искорка не угасла, а Джинелли не поднялся. Он положил ногу на ногу, поправил складочку на брюках, вытащил пачку «Кэмела» и закурил сигарету.

— А теперь выкладывай все, — сказал он.

Билли Халлек рассказал Джинелли абсолютно все. Когда он закончил, в пепельнице лежали четыре окурка «Кэмела». Джинелли, как загипнотизированный, смотрел в глаза Билли. Наступила долгая пауза. Неловкая пауза. Билли хотелось ее нарушить, но он не знал, как. Кажется, все слова исчерпал.

— Вот это он с тобой и сделал. — Джинелли слегка махнул ладонью в сторону Билли.

— Да. Честно говоря, не ожидал, что ты мне поверишь. Но так оно и есть.

— А я верю, — сказал Джинелли слегка рассеянно.

— Неужто? Что случилось с парнем, который верил только в пистолеты и деньги?

Джинелли сначала улыбнулся, потом расхохотался.

— Это я сказал тебе, когда ты мне позвонил последний раз?

— Да.

Улыбка быстро сошла с лица.

— Есть еще одна вещь, в которую я верю, Уильям. Я верю в то, что вижу. Вот почему я относительно богатый человек. И вот почему я еще жив… Большинство людей не верят в то, что видят своими глазами.

— Не верят?

— Нет, представь себе. Не верят, пока увиденное не совпадет с тем, во что они верят. Вот, кстати, знаешь, что я увидел в аптеке, куда хожу? Буквально на прошлой неделе увидел.

— Что?

— Они там поставили аппарат для измерения давления крови. Иногда они их продают, а тут — для бесплатного пользования. Засунул руку в петлю, нажал кнопку, петля затягивается. Ты сидишь там, размышляя безмятежно, а потом — пожалте: вспыхивают красные цифры. Смотришь на указатель: «пониженное», «повышенное», «нормальное». Усек?

Билли кивнул.

— О'кей. Вот стою я там и жду, когда мне принесут бутылку лекарства, которое моя матушка принимает от язвы. И тут заходит мужик, ну, так, на двести пятьдесят весом. Жопа — словно две собаки возятся под одеялом. На носу — карта всех кабаков, где он надирался, то же самое на остальной роже. Из кармана торчит пачка «Мальборо». Взял пакетики поп-корна, а потом заметил эту машинку. Сел к ней, ну и машинка ему все выдала: двести двадцать на сто тридцать. Я, знаешь, не шибко силен в медицине, Уильям, но знаю, что двести двадцать на сто тридцать это еще то давление. Все равно что ходить с дулом пистолета в ухе. Верно я говорю?

— Точно.