Худой мужчина. Окружной прокурор действует

— Я… да, я просил. Я боялся, что, если он позвонит, пока вы там, вы узнаете, кто звонил. Только мне кажется, что, если бы он звонил, он бы попросил передать, а он этого не сделал.

— Выходит, ты с ним не встречался?

— Нет.

— И он не говорил тебе, кто убил Джулию Вулф?

— Нет.

— Значит, ты соврал Дороти?

Он опустил голову и кивнул, глядя в пол.

— Я… это… наверное, это из ревности. — Он поднял на меня порозовевшее лицо: — Видите ли, Дорри всегда смотрела на меня снизу вверх и считала, что я почти обо всем знаю больше всех на свете, и, понимаете, она шла ко мне, если ей про что-то надо было узнать, и всегда делала так, как я говорил. А потом она повстречалась с вами, и все изменилось. Она стала больше почитать вас, а не меня… то есть это все естественно, было бы глупо, если бы было не так, потому что, конечно, никакого сравнения быть не может… ну, и я взревновал и возмутился… не совсем, конечно, возмутился, потому что я вас тоже очень уважаю. Но мне захотелось что-то сделать и произвести на нее впечатление, вы, наверное, сказали бы — попижонить. И когда я получил это письмо, я представил все так, как будто встречался с отцом и он сказал мне, кто убийца, чтобы она подумала, что я знаю что-то, чего вы не знаете. — Он остановился, запыхавшись, и вытер лицо платком.

Я еще раз переиграл Гилда в молчанку, и он сказал:

— Ну, я думаю, большой беды тут нет, сынок, если ты, конечно, сам ее не накликаешь, умалчивая о другом кое-чем, что нам было бы не худо знать.

Юноша покачал головой:

— Нет, сэр, я ничего не утаиваю.

— Ты что-нибудь знаешь о той цепочке с ножичком, которую нам передала твоя мать?

— Нет, сэр, я вообще о ней узнал только после того, как она ее отдала вам.

— Как она себя чувствует? — спросил я.

— О, по-моему, нормально, хотя она говорит, что сегодня собирается пролежать весь день в постели.

Гилд прищурился:

— А что с ней такое?

— Истерия, — сказал я. — Они с дочкой вчера повздорили, и она вышла из себя.

— О чем повздорили?

— Бог знает — очередные женские разборки.

Гилд сказал:

— Г-м-м, — и почесал подбородок.

— Флинт не ошибся, сказав, что у тебя не было возможности поискать документ? — спросил я.

— Нет. Я не успел даже дверь прикрыть, как он на меня набросился.

— У меня работают великие детективы, — проворчал Гилд. — Интересно, он не заорал «ку-ку!», когда выскочил на тебя? Ну да ладно. В общем, сынок, я могу сделать одно из двух, а что именно — зависит от тебя. Я могу задержать тебя на некоторое время, а могу и отпустить, но только в обмен на обещание, что ты дашь мне знать, как только отец свяжется с тобой, и что он тебе скажет, и где захочет встретиться с тобой, если, конечно, захочет.

Прежде чем Гилберт успел ответить, я сказал:

— Гилд, нельзя от него такого требовать. Это все же его отец.

— Нельзя, да? — Он недовольно уставился на меня. — Если его отец невиновен, так это для его же, отца то есть, пользы.

Я промолчал.

Лицо Гилда постепенно прояснилось:

— Ладно. Тогда, сынок, я, скажем, отпускаю тебя под честное слово. Если отец или еще кто-нибудь о чем-нибудь тебя попросят, обещай, что откажешься, потому что дал мне честное слово, что ничего предпринимать не будешь.

Я сказал:

— Это приемлемо.

— Да, сэр, я даю вам слово, — заверил Гилберт.

Гилд плавно повел рукой:

— О'кей. Ну, беги.

Юноша, вставая, сказал:

— Спасибо большое, сэр, — а потом обратился ко мне: — Вы будете…

— Если не торопишься, — сказал я, — подожди меня в коридоре.

— Обязательно. До свидания, лейтенант Гилд, и спасибо. — Он вышел.

Гилд сгреб телефон и приказал найти и доставить ему «О помпезности» со всем содержимым, после чего заложил руки за голову и откинулся в кресле:

— Ну и что?

— Можно только догадываться.

— А вы что, все еще думаете, что убийца не Винант?

— Какая разница, что я думаю? Считая то, что вы получили от Мими, у вас на него набралось достаточно.

— Разница очень большая, — заверил он. — Очень бы мне хотелось знать, что вы думаете и почему.

— Моя жена думает, что он пытается выгородить кого-то другого.

— Да ну? Г-м-м. Я не из тех, кто недооценивает женскую интуицию, и, извините меня, миссис Чарльз потрясающе толковая женщина. И на кого же она думает?

— По последним сведениям, этого она еще не определила.

Он вздохнул:

— Что ж, может быть, эта бумага, за которой он послал сына, что-нибудь прояснит.

Но бумага в тот день ничего не прояснила: люди Гилда не смогли ее найти, как и не смогли найти книги под названием «О помпезности» в комнатах убитой женщины.

XXIX

Гилд снова вызвал рыжего Флинта и принялся снимать с него стружку. Толстяк потел так, что сбросил, должно быть, не меньше десяти фунтов, но упорно стоял на том, что Гилберт не имел решительно никакой возможности и дотронуться до чего-либо в квартире, а за все время дежурства Флинта никто вообще ничего не трогал. Он не мог вспомнить, видел ли книгу «О помпезности», однако он не производил впечатления того, кто запоминает названия книг. Он изо всех сил старался быть полезным и выдвигал всякие идиотские предположения, пока Гилд наконец не выставил его прочь.