Центральный персонаж картины взят художником из народной легенды о мегере, готовой ограбить ад. Безумная Грета у Брейгеля становится воплощением человеческого безумия, которое охватило мир. Возможно, в теме произведения нашла косвенное отражение реакция художника на события в Нидерландах, связанные с иконоборческим движением. Как известно, оно вылилось в уничтожение художественных ценностей, было проявлением народного религиозного фанатизма, возникшего под влиянием распространившегося в стране протестантского вероучения, запрещавшего изображение бога. Активность эмоционального воздействия картины проистекает из той страстной взволнованности, гнева и протеста, которыми был охвачен художник. Его потрясенное сознание нашло фантастическую форму выражения и придало изображению характер всеобщности. Кажущийся адом мир пылает, охваченный пожаром. Его страшная стихия, с быстротой и случайностью губящая все вокруг, оказывается сродни человеческому безумию и бессмысленной панике, особенно если они становятся массовым явлением. История знает тому немало примеров. Брейгель оказался свидетелем наиболее диких действий толпы. Гротескный образ сумасшедшей Греты реально убедителен, несмотря на фантастическую интерпретацию картины в целом. С вытаращенными глазами, глупо раскрытым ртом, подвластная лишь животному инстинкту, с мечом в руках она бежит в одежде с оторванным рукавом, в каске и латах. Перед нею нет врага, которого она должна сразить мечом, им может оказаться любой, так как ее гнев не целенаправлен осмысленно, он есть лишь проявление дикого инстинкта разрушения. На мосту происходит бессмысленное избиение друг друга охваченных тем же инстинктом женщин. Земля кишит странными созданиями, которые проделывают нелепейшие движения. Развалины превращаются в огромную голову, из пасти которой выплывают лягушки и какие-то гнусные твари. Разномасштабность фигур и предметов, кишение человеческих тел и фантастических существ, красный отсвет пожара, лежащий на всем колористическом строе произведения, рождают ощущение трагического хаоса на земле. И вместе с тем вы ясно чувствуете тот яд холодной горечи и отвращения, которым была полна душа мастера.
В залах музея находятся произведения современника Брейгеля- Питера Артсена. Картина «Крестьяне у очага» датирована 1556 годом и 15 апреля, как если бы художник запечатлел событие, действительно имевшее место в его жизни. Если вы сравните эту работу с «Кухаркой» в брюссельском музее, то станет ясной иная задача Артсена, здесь им решаемая. Если в брюссельской работе он возвышает повседневный человеческий образ до своеобразного патетического героического звучания, то в картине Музея Майер ван ден Берг он стремится сделать максимально простой, непреднамеренной и случайной незамысловатую будничную сцену. Удается ли это ему сделать — это спорный вопрос. Скорее, его заслуга, и немалая, в том, что он прокладывает новый путь в искусстве. Долженствующие быть естественными движения людей тем не менее кажутся одеревенелыми, фигуры застыли в скованной неловкой позе, так как Артсен плохо владеет знанием внутренней взаимосвязи отдельных частей человеческого тела. Но, пожалуй, более всего для него свойствен, если можно так выразиться, натюрмортный подход ко всему изображаемому. Не случайно предметы обихода не просто во множестве разбросаны и расставлены по всей комнате, но в преднамеренности их расположения чувствуется та важная роль, которую они призваны выполнить в картине, чтобы убедить зрителя в правдивости показанного ему жизненного явления. Артсен противостоит в своем творчестве искусству романистов, для которых, напротив, была характерна тенденция к декоративизму. Он же сознательно упрощает не только выбор предмета изображения, но и его трактовку. Для него важна не красота предмета, а его материальность, объемность, если хотите, добротная простота. Он пытается взглянуть на вещи глазами его героев, для которых функциональность предметов равносильна его эстетической значимости. В этой попытке скрывается вместе с тем дерзкий вызов всему условному и идеализирующему в искусстве его времени, и это примиряет с ним, заставляет принять всю меру новой условности, которую он не без бравады вводит в свое творчество.
Брейгель хорошо знал его работы, применив этот метод «опредмечивания» в «Стране лентяев» из Мюнхенской Пинакотеки. Но Брейгель был глубоким мыслителем и гениальным мастером, использовавшим этот прием для создания острой социальной сатиры, широких обобщающих идей, которых не хватало Артсену. Тем не менее значение последнего огромно для появления в искусстве нового героя — крестьянина в типичной для него среде. Мы уже упоминали, что возникновение бытового монументального жанра обусловила революционная обстановка, назревавшая в Нидерландах.