Одним из ценнейших экспонатов этого великолепного собрания является алтарный триптих, выполненный неизвестным мастером круга Мельхиора Брудерлама, видного нидерландского живописца. Брудерлам родился в Ипре, с 1381 по 1409 год был придворным художником графа Фландрского в Генте и герцога Бургундского в Дижоне. С 1390 по 1395 год работал в Париже. Для Дижона создал живописные створки скульптурного алтаря, вырезанного из дерева Жаком ван Барзе и предназначавшегося для Картезианского монастыря в Шанмоле. Влияние Брудерлама широко распространилось во Фландрии. У него появились подражатели. Алтарь в Музее Майер ван ден Берг несет следы влияния как стиля Брудерлама, так и парижской школы того времени. Установить имя художника до сих пор не удалось ни одному ученому.
Одна из створок посвящена теме «Рождества Христа», другая — изображает св. Христофора, третья — «Воскресение». Плоскостная трактовка фигур сочетается в алтаре с удивительной культурой рисунка и линейного ритма. Условность изображения пейзажа в обратной перспективе неожиданно нарушается перспективно правильно нарисованным столиком с несколькими предметами. Трогательная человечность чувствуется во взаимоотношениях людей, в той бережности, с которой повитуха касается младенца, в спокойном взгляде Марии, следящей за работой Иосифа. Легендарное предание, сохранившееся в апокрифических текстах, рождественских песнях и мистериях в Нидерландах, рассказывает о том, что, когда родился младенец Христос в хлеву в Вифлееме, его родители были в крайней нужде, ребенка не во что было завернуть, спрятать от холода. Тогда Иосиф снял чулки и из них сделал пеленку для новорожденного, которая как «реликвия» хранилась в Аахене и была около 1400 года целью паломничества верующих. Этот момент и воспроизведен в картине. Голенький ребенок дрожит от холода в плетеной колыбельке. Иосиф разрезает чулок ножом. Правда, богоматерь возлежит на ковре, накрытая широким голубым плащом, но это не смущает художника, с увлечением передающего трогательную заботливость о младенце старого Иосифа. Образ Марии воплощает самые высокие христианские добродетели — Веру, Надежду и Милосердие. Синий, зеленый и красный цвета ее одежд выражают это символическое содержание.
В створке со святым Христофором видно, как сильно тяготеет художник к достоверной передаче события и действий людей. Взгляды св. Христофора и младенца Христа, стоящего на коленях на берегу, встречаются, и святой перевозчик делает ребенку зовущий к себе жест рукой. Он шагает по воде, которая как бы действительно скользит по его ногам. В реке плавает множество рыб и даже русалочка. На берегу цветут кусты. От всего изображенного веет тихой радостью наивной сказки. Искусство Брудерлама и его анонимного последователя явилось той почвой, на которой двадцать лет спустя расцвел мощный гений Яна ван Эйка, вобравший в себя также и этот пленительный лиризм чистосердечия.
Над изучением и атрибуцией картин музея работало много известных ученых, знатоков старой нидерландской живописи. Открытие новых имен не такое уж частое явление в искусствоведении. Этому предшествует долгий, кропотливый, но всегда увлекательный труд. Многосторонняя эрудиция, точный глаз знатока, изучение старых архивных материалов, умение проводить аналогии и сравнения в богатейшем и обширнейшем материале помогают установить родственность живописных произведений, разбросанных по музеям и частным коллекциям мира, и вернуть имя их создателя. Так, в каталоге музея 1904 года картина «Оплакивание Христа» значилась как произведение Рогира ван дер Вейдена. Однако при всем высоком качестве живописного выполнения картина никак не могла сойти за работу Рогира, хотя имела несомненные следы влияния его стиля. Крупный бельгийский ученый, специалист по старой нидерландской живописи де Лоо доказал, что «Снятие со креста» в Прадо неизвестного мастера и «Оплакивание Христа» в Музее Майер ван ден Берг принадлежат кисти одного и того же художника, которым может быть и действительно является по целому ряду признаков не кто иной, как Вранке ван дер Стокт (ок. 1420–1495), ставший после смерти Рогира главным художником Брюсселя и верным его последователем.
Стокт пытается найти такую же четкую графическую формулу для выражения чувств, охвативших людей, как это делал его учитель. Отсюда большую важность приобретает экспрессия жеста, мимики лица.
От окоченевшего измученного тела Христа в картине веет зловещим холодом смерти. Особенно выразительна тонкая женская фигура у подножия креста со вскинутыми в отчаянии руками, построенная вся на изломанных линиях силуэта.