Художественный мир новокрестьянской литературы

Понимание крестьянской общины как соборного (коллективного) единства, сближение новокрестьян с «левыми эсерами», сочувствие идеям христианского социализма обусловили приятие всеми писателями есенинского круга не только Февральской, но на первых порах и Октябрьской революции, в которой они увидели шествие «за Землю, за Волю, за Хлеб трудовой».

В художественном сознании писателей есенинского круга утопические идеи «новой земли» сопрягаются с христианским учением, революцию они соотносят с евангельскими пророчествами о Втором Пришествии и Преображении. Все новокрестьяне были верующими людьми, большей частью из старообрядческих семей. Веру они сохранили и в годы неистового богоборчества. Их творчество пронизано религиозными чувствами.

В первые пореволюционные годы новокрестьянам была свойственна мифологизация истории, современность проецируется ими на Евангелие, ветхозаветные предания и пророчества. Будущее идеальное мироустройство, «новый Назарет», в их поэтическом мышлении удивительным образом совпадало с преображенной крестьянской Русью, с идеалом «праведной» земли. Ортодоксально-православные мотивы и образы сопрягаются со старообрядческими, сектантскими, прежде всего хлыстовскими представлениями.

С. Есенин пишет 11 «маленьких поэм», 11 глав на тему революционной мистерии, которые О. Воронова называет «русским Евангелием» [9, 11].

Для Клюева 1917 год означал конец кровопролития в мировой войне и начало Воскресения Руси, осуществление мечты «народа-Святогора» о «вольной земле». Он воспевает «праздник великой Коммуны»: «Революцию и Матерь света в песнях возвеличим» («Товарищ»); «мы – кормчие мира, мы – боги и дети, в пурпурный Октябрь повернули рули» («Солнце осьмнадцатого года»); «за Землю, за Волю, за Хлеб трудовой идем мы на битву с врагами» («Красная песня»).

В 1918–1923 годах поэт живет в Вытегре. Он вступает в партию большевиков, печатается в газете «Звезда Вытегры». В статьях «Красный конь», «Красный набат», «Огненная грамота», «Огненное восхищение» и др. раскрывается концепция революции – Преображения, идея «сораспятия Христу». Революционные деяния «рати солнценосцев» осмысливаются как веление Бога: «Им Бог – восприемник, Россия же – мать» («Песнь Солнценосца»). Клюев использует евангельские мотивы, образы, стилистику библейских текстов и апокрифов, сектантских песен. Мифологемы Голгофы, креста, крови, Воскресения, Преображения, красно-золотая, солнечная цветопись определяют движение авторской мысли. Тема «красной» революции как «мировой мистерии» – ключевая в его сборнике «Медный кит» (1919).

Идеал «праведной земли» в поэзии новокрестьян включает крестьянский труд и народный быт. «Сготовить деду круп, помочь развесить сети, /лучину засветить и, слушая пургу, /как в сказке задремать на тридевять столетий, / в Садко оборотясь иль в вещего Вольту», – писал Клюев, подчеркивая единство созидания материальных и духовных ценностей. В стихотворении «Рождество избы» строительство избы изображается как сотворение мира:

Крепкогруд строитель-тайновидец,
Перед ним щепа, как письмена,
Запоет резная пава с крылец,
Брызнет ярь с наличника окна [8, 251].

Еще один важный мотив новокрестьянской поэзии – единство мировой жизни и культуры, характерное, прежде всего, для поэзии Н. Клюева первых лет революции: «над избой взрастут баобабы»; «улыбнутся вигваму чумы»; «покумится Каргополь с Бомбеем»; «и моя сермяжная песня зазвенит чеченской зурной». Такая космическая образность поэта лишь внешне похожа на космизм Пролеткульта, но «интернационализм» Клюева отличается от богоборчества и беспочвенности пролет-культовцев и возникает на основе «всемирной отзывчивости» русской культуры и христианских пасхальных идей: «От Нила до кандального Байкала / Воскреснут все, кто погибли».

Торжествует «брак племен и пир коммун»: «багряный Адам» испечет «пирог новоселий», «многоплеменный каравай поделят с братом брат». Преобладают восточные топонимы. Восток в русской поэзии понимается не как географическое, а как социально-философское понятие, противоположное буржуазному Западу. П. Карпов в стихотворении «Полуденный путь» (1921) рисует прародину славянства:

Опрокинулись горы Кавказа,
Гималаи, как карточный дом,
И в тайник золотого оаза
Мы за солнцем свирепым идем…
Перед нами встают из пустыни
Реки праотцев, Тит и Ефрат,
Да индийские знойные сини,
Да сиянье лазоревых врат [10, 236].