Художник

Лицо певицы вспыхнуло от этих грубых намеков. Ей хотелось убежать за дверь и расплакаться одновременно. И еще высказать художнику то, что сладким, но, увы, бесполезным грузом лежало на ее сердце.

— Идемте, госпожа Эстер! Я просто очень устал и паникую по каждому поводу! — Потер лицо Бернат, выпроваживая упирающуюся женщину из номера. Из-за неплотно закрытой двери раздался дружный смех.

— Мы переживаем, а он веселится! — Горько сказал старший брат.

— Не надо ругать его за это. Мы ведь не можем даже представить, что за следующим поворотом готовит для нас судьба. Спокойной ночи!

Она развернулась и ушла в глубину коридора. А Бернат стоял и растерянно смотрел ей вслед.

Завтрак для постояльцев начался, как всегда, в восемь часов утра. Невыспавшийся Бернат с трудом прятал досаду от неудавшегося вечера. И брат чудил больше, чем обычно, и понравившаяся женщина не пыталась затащить его в постель с первого дня знакомства, как делали другие, едва узнав в нем богатого и известного человека. Он привык отказывать, а не просить. Но эта женщина, может быть, своей непохожестью на других, без блеска алчности в глубоких темных глазах, почему-то прочно обосновалась в глубине его одинокого сердца. Младший, как всегда, оказался прав. Вот интересно, откуда он, такой безответственный и безалаберный человек, так тонко чувствует людскую натуру?

Ожидая плов, Бернат глядел на часы, комкая пальцами салфетку. Черный кофе неприятной горечью оседал на языке. Сегодня должны подъехать представители одной восточной фирмы-поставщика. С их азиатским размахом и склонностью к жульничеству ухо надо всегда держать востро, но мысли, ворочающиеся в голове слишком вяло и медлительно, все норовили уползти в сторону понравившейся ему женщины и там остаться.

А Иржик? Его маленький неугомонный братец оказался потомком древнего рода герцогов Саминьшей! Может, его действительно надо женить? Тридцать три года — возраст уже не юный. А женится на хорошей девушке — дурить перестанет и займется вместе с братом бизнесом. Хотя картины тоже приносят неплохой доход, однако он не идет ни в какое сравнение со строительством и продажами.

Над задумавшейся головой Берната кто-то негромко кашлянул. Мужчина недовольно вскинул глаза.

— Доброе утро, братик! — Просиял ласковой улыбкой Иржи. — Как спалось в объятиях Морфея? Или Мор-феи?

— Не было никакой феи. Садись!

За спиной младшего тенью маячил Фаркаш.

— Этого зачем сюда притащил?

— Репутация, знаешь ли, вещь хрупкая. Поддерживать приходится постоянно… — Томно улыбнувшись Йожефу, сказал Иржи.

Охранник нахально сел рядом с художником.

— Охраняю вверенный мне объект двадцать четыре часа в сутки. — С отсутствующим взглядом прокомментировал секьюрити.

— Даже в спальне?

Посмотрев друг на друга, молодые люди рассмеялись и дружно сказали:

— Да!

Поскольку ночной просмотр телепередач под коньячок затянулся на неопределенное время, проснулись они утром на одном диване и под одним покрывалом. Причем Иржи поинтересовался, какого лешего охранник делает в его кровати, а тот сам послал хозяина по той же дороге, сообщив, что именно господин граф узурпировал его диван. Тем не менее, собрались они одинаково быстро, поскольку Иржи хотел проводить брата.

— Когда намерен ехать домой?

— Через пару дней. Хочу написать еще несколько этюдов. Я ведь тебе говорил.

Официант принес заказанные блюда и, расставив их на столе, бесшумно ушел, пожелав господам приятного аппетита.

И они начали молча кушать, продумывая дневные планы.

Бернат допил остывший кофе, отодвинул стул и встал из-за стола.

— Я поехал. Не выключай коммуникатор. Буду в перерывах тебе звонить.

— А госпоже Эстер? — Показал зубы Иржи.

— А вот это уже не твоя забота! — Нахмурил брови старший брат.

— И слава Богу! Удачи, Бернат!

В парке вокруг отеля весело щебетали птахи, приветствуя ясное солнечное утро без кошмаров и привидений. За одну теплую ночь расцвела сирень, наполняя сладким ароматом свежий и пока не жаркий воздух. В траве копошились скворцы, целой стаей собирая жучков и мошек. А где-то там, за озерами, допевал ночную песню соловей. Видимо, подруга была настолько хороша, что он даже утром продолжал воспевать ее бесподобный облик. Старые ивы бесконечно шуршали резными вытянутыми листиками, с которых иногда срывались крупные капли, падая на гладь пруда. И тогда по его зеркальной поверхности расходились широкие круги.

Иржи привычно установил этюдник. Пожалуй, кроме воды, отражающей небеса и камыши, он напишет перспективу с распустившимися цветами и высоким пеньком, выглядывающим из оплетающих его розовых побегов.

Набросав на палитру краски и смешав их в нужных сочетаниях, он легко выписывал блики и полутона, солнечных зайчиков, пробравшихся на траву сквозь густые ивовые ветви, и свернувшийся лодочкой лист, одиноко плывущий по синей водной глади. Картина оживала на глазах, напитываясь светом и легким ветерком, гуляющим по траве, капельками росы, блестевшими в бархатистых чашечках соцветий, и строгой чернотой стволов старых ив, являющих миру свое древнее равнодушие.