Художник Её Высочества

Половой партнер противоположно — мужская рука в женской перчатке. Мозги распределяются разно: девяносто процентов у перчатки, десять у руки. Один всегда должен командовать, иначе не жизнь будет, а сплошная полемика. Степан уже сожалеет, что спровоцировал и, разумеется, водки бы выпил. Нет проблем. Чем закусить? Рукавом занюхает. Показывай, коллега!

Художника чуть не опрокинуло на спину, когда перед глазами взорвалось сложнейшей жизнью. Так разворачивается скрученная в тугую спираль часовая пружина, можно было бы сказать, что так растет ветвистое дерево, если бы дерево вырастало мгновенно, морская анемона похоже выбрасывает щупальца, почувствовав у рта колебание жертвы. И красиво, и ужасает. Думать о том, что сия хитросплетённая пульсирующая форма является половым органом, совсем не хочется. Сила и возможности. Тем более астреец задел чуть гофру стены, а на ней, будто проеденное раскаленным железом, осталось тавро.

— Треклятая слюна Окуа-Да-ди-до-да-Дицы! Если заметят, с работы турнут. Улизнем отсюда.

Ссадив почётного наблюдателя у его столика, укатил к клиенту.

— Хоть бы стопочку предложил, — пожаловался уродцу-соседу, уцентрившемуся в привычной ему паутине родной планеты и с наслаждением высасывающему что-то шевелящееся под непричесанным носом.

«Нечисть!», передёрнуло его. Хотя наверняка милейшее создание и работает каким-нибудь безобидным энтомологом, подглядывает за бабочками. А бабочки у них охотятся на… Стоп! Не надо раздевать голого. Поменьше свободных ассоциаций — проще жить.

Не догадывался Бумажный, что было бы с его уродцем-соседом, увидя он перед Степаном картофельную стружку обжаренную «фри». Откуда он родом, в таком виде традиционно геометризируют и хоронят мужчин (откуси от своего мёртвого дедушки, землянин!) (умерших женщин в качестве совершенной жертвы традиционно скармливают, мягко выражаясь, бабочкам). Обморок (длящийся два года) ещё хорошо. Но они стреляются с лёгкостью. То есть впадают в четверть-мёртвое состояние на двести лет.

— Теперь понял? Мне в скале сделать дыру, что тебе нарисовать символ трёхлунного бытия, обнимающего тени.

— А я ещё не знаю какой у вас символ бытия.

— Никто не знает.

— Как же рисовать, если никто не знает?

— Поэтому рисуют, потому что не знают. Церемония такая.

На Земле японцы с чаем на чайной церемонии так же мудрят, вместо того чтобы его пить. Пожалуй, тема искусства, как всегда, интересней прочего. Ну, летают крейсеры туда-сюда с шестиствольными пушками, ну стреляют по сторонам искрами, что сырые поленья в костре, — скукота.

Хорошо, разбираемся дальше. Выходит у них тут все абстракционисты? Нет фигуративного искусства? Астреец не улавливает, с чем едят фигуративность? Пришлось остограммиться и объяснить. Был у них знаменитый полярник.

— Полярник?

— Ученые, добравшиеся до Северного полюса, чтобы трястись там от холода с исследовательской целью.

— Извини, разве у вас еще есть места, до которых трудно добраться?

— Ну-у, лет сто назад навалом. Северный полюс, пустыни, джунгли Амазонки, жители которой не имели представления о штанах и биллиарде.

Такие места были всего сто лет назад?! изумился новоиспечёный дружок.

— А что? — не понял сначала.

— Да нет, я так… — похоже смутился его виз-а-ви.

Да дикие земляне, дикие ещё, что тут поделаешь? Халиф-омаровский народ книжек не читает. Но тех советских, кому всё-таки чудом удалось дотянуться до компьютера, видно сразу по их фразеологии (,Я низабуду твае имя. Исчо иво запомню нафсигда. Пускай стоит перед глозами твая махнатая 96#*да!!!,)

Сей поносный прононс щитается у животных высоким, юмором, и маркировкой стильной элитарности. А посмотреть на их перестроечные фильмы… Сплошной кровоподтёк. А послушать их вонючую поп-музыку (,вот такая вот зараза, девушка моей мечты,). А ужаснуться их моде — камуфляжным смокингам… Ой, нет, хватит об советских ужасах!

Степан — сын своего народа сам уже забодался соображать, что тут к чему. Вздрючил переносицу пальцем, вздохнул о том, что тому же питекантропу покажи, скажем книгу, он как её классифицирует, промычит ведь в том смысле, что эти листики зачем-то измаранны закорючками и годны разве на подтирку. И то, лопухом задницу обделать гораздо мягче и эротичней. Биллиард — тоже не круглые шахматы или шарики для мозгов. А штаны, попытайся пращур представить их функциональность, у него точно шарики за ролики зайдут.

— Прости, не хотел перебивать.