Художник и актриса (СИ)

   Алевтина решила, что завтра же эти деятели экрана получат ее решительный отказ, сразу успокоилась и подумала, что можно выехать пораньше и заглянуть по дороге в книжный магазин, посмотреть, какие появились новые детективы. Она привыкла засыпать с детективом, а все, что было в доме, давно перечитала.

   Перед уходом она, все-таки, включила ответчик, неторопливо оделась и вышла из дома.

   Натэлла принималась звонить Алевтине еще несколько раз. И когда, наконец, услышала автоответчик, страшно обрадовалась. Наличие автоответчика обнадеживало немного больше, чем просто длинные гудки.

   Натэлла представилась, наговорила несколько фраз, и попросила позвонить, надиктовав на всякий случай еще раз номера телефонов - и агентства, и своего домашнего. Теперь оставалось надеяться, что Алевтина откликнется на сообщение.

   В этот вечер в театре шел спектакль по пьесе Теннеси Уильямса "Орфей спускается в ад".

   Алевтина любила эту пьесу, особенно ей нравилось, что в напряженный, детективный сюжет драматург заключил древний миф об Орфее и Эвридике.

   В постановке Соколовского пьеса звучала вполне современно, актуально, хотя действие развивалось в Америке сороковых годов прошлого века. Миф и реальность, жизнь и смерть, попытка обрести бессмертие, пройдя через ад - эти вечные темы явственно звучали на сцене, обретали новый смысл, удерживая в напряжении набитый до отказа зал.

   Алевтина играла главную роль - Лейди Торренс, трагически гибнущую от руки мужа-злодея, которая одновременно была и Эвридикой - возлюбленной Орфея.

   Она высоко ценила эту роль за ее объемность, неоднозначность, глубину.

   - Знаю!.. Это Смерть стучит и зовёт меня!.. У меня вся кожа хо­лодеет, когда он прикасается ко мне! Но я терпела, я терпела все эти годы! Я сердцем, наверное, знала, что кто-нибудь придёт и выведет меня из этого ада! И ты пришёл!.. Ты пришёл за мной! Взгляни же теперь на меня! Я снова живу! - произносила на сцене Лейди Торренс - Эвридика своему возлюбленному Вэлу Ксавье - Орфею, пришедшему за ней в настоящий ад современного мира.

   На самом деле Лейди Торренс оставалось жить совсем недолго.

   Зал замирал в напряженном молчании, слушая глубокий, страстный голос Алевтины Мещеряковой, и предчувствуя трагический финал.

   И когда героиня погибала от рокового выстрела, зрители видели именно то, что написал больше полувека назад великий американский драматург - видели на лице её печать всех тайн, всех страстей жизни и смерти; в горящих неистовым светом глазах - всеведе­ние, готовность всё отринуть и всё принять.

   Зал снова замирал, глядя на прекрасное лицо актрисы. Кто-то плакал, прикладывая к глазам платок.

   Но вот спектакль закончился. Зал буквально взорвался аплодисментами. Раздались крики "Браво!".

   - Браво, Мещерякова!!! - особенно громко кричали голоса из боковой ложи. Но те, кто сидели там, были скрыты от глаз актеров, вышедших на поклон.

   После третьего выхода Алевтина, обхватив огромный букет цветов, под раздающиеся еще звуки аплодисментов, удалилась со сцены и направилась в свою гримерную.

   В это же время Гурий Маслюков вышел из ложи и направился за кулисы, за ним двигались двое охранников с большой корзиной роз.

   - Свободны, ждите внизу, - он отобрал у них корзину и дальше пошел один.

   Алевтина стояла полураздетая, даже не успев накинуть блузку. Тут дверь распахнулась, и следом за огромной корзиной с алыми розами в гримерную ввалился Гурий Масюков.

   - Боже, - вскрикнула Алевтина.

   - Дорогая моя королева! Это вам! - гаркнул Гурий, плюхнув корзину к ее ногам.

   - Как вы прошли сюда?

   - Я везде могу пройти! - Хмыкнул Гурий.

   - Пожалуйста, уходите, я не одета! - возмущенно произнесла Алевтина. Схватилась за блузку. Но Гурий перехватил ее руки.

   - О, королева! Обнаженная ты еще прекраснее! - пробормотал он, поедая ее своими маленькими глазками. - Поедем со мной!

   - Вы с ума сошли! Уходите.

   - Только с тобой, моя королева. - Он двинулся к Алевтине, ухватил ее своими жирными лапищами за обнаженные плечи. От него разило виски. - Поедем сейчас, ко мне домой, в мою теплую постельку...

   Алевтина со всей силы оттолкнула его - руками, коленом, и он с размаху плюхнулся задом на пол.

   - Не понял, - пробормотал он.

   Пока он соскребал с пола свою полутора - центнеровую тушу, Алевтина успела подумать - что же ей в этом типе так особенно отвратительно? Не внешний облик, не его хамство. Это все еще можно было как-то стерпеть. Пожалуй, самое отвратительное даже не физическое прикосновение его потных пальцев, хотя от одного этого может вырвать. Оскорбительнее всего то, что он не понимает, не может оценить ни ее игры, ни глубокого трагизма самого спектакля и его философии. Он воспринимает только две вещи - красивую бабу и громкое имя. Бабу - для койки, имя - для кармана. Все просчитал, ублюдок! А еще лезет с цветами!

   Мысли стремительно пронеслись в сознании. Ублюдок тем временем с трудом поднялся на ноги и тупо уставился на Алевтину.

   - Не понял, - снова проблеял он заплетающимся языком. - Я же - миллионер!

   Да, не привык ходить без охраны к актрисам в гримерную!