Художник и его мамзель

– У меня есть одна просьба, – сказала Люба. – Не называй меня больше Галиной или какой-то там Галариной, мне это не нравится. У тебя так жену, что ли, зовут? Вроде бы ты другое называл имя.

– Да нет, так звали жену Сальвадора Дали, великого художника-сюрреалиста. Она была русская – Галина, а Дали ее называл на свой манер – Гала. Для него она была – как целая галактика. Класс. Я каждый день на ночь читаю его дневники, чтобы держаться на плаву.

«Надо будет спросить у Павлуши почитать об этой парочке, – сделала для себя заметку Люба. – Мне это может пригодиться».

– Он же был шизофреником, смотри не свихнись, – вспомнила вдруг она чью-то вчерашнюю реплику. – И все-таки у меня свое имя есть, ничем не хуже. Если хочешь, напомню.

– Я помню. Любовь, – кивнул Сергей, и глаза его странно заблестели. – Только это не имя, а нечто большее. Одно твое слово – и больше меня ничто не удержит, я тоже могу устроить крутой сюр, запомни это. Да, кстати…

Он вдруг метнулся в крошечную комнатку за занавеской, которая служила ему чем-то вроде подсобки, и вытащил оттуда средних размеров картину, прислонил к стене.

– Ну, как? – спросил Сергей, оглядываясь. – Немец согласился купить у меня эту работу в свою коллекцию. Надо срочно отнести ему, пусть готовит капусту.

– А… как она называется? – осторожно поинтересовалась Люба.

На ярко-синем фоне виднелись неровные, желтые разводы, а в самом углу был аккуратно нарисован красный флажок с маленькой черной звездочкой. Такое ощущение, что кто-то макнул в желтую краску собачий хвост, а потом заставил домашнее животное повилять им перед холстом.

– Я назвал ее: «Предчувствие, что ничего не повторится, которое уже не оправдалось». Мощная политическая вещь убойной силы. Скажи?

Люба еще раз с удивлением посмотрела на странное «Предчувствие…», а потом молча перевела взгляд на стенку, сплошь увешанную почти одинаковыми пейзажами. Лунная дорожка на воде, на переднем плане – веточка ивы, тщательно прорисованный узкий листик…

– Странное название… – пробормотала она озадаченно.

– Но это как раз хорошо! У Дали, например, есть «Гигантская летящая кофейная чашка с непонятным отростком пяти метров в длину». Но до гениев нам пока далеко, его картины стоят сотни тысяч долларов.

Сергей перехватил растерянный, блуждающий по стенам взгляд девушки и со смехом пояснил:

– Наш народ любит что попроще, всякие слащавые картинки. От нищеты, наверное, и душевной убогости. А иностранцы, наоборот, западают на философию. Их от всякой красоты давно уже тошнит, у себя объелись… Но обязательно подавай им какой-нибудь намек на остатки советского тоталитарного режима, от этого они особенно почему-то тащатся. Видишь, я перед тобой сейчас раскрываю всю свою кухню? По крайней мере ты же согласна с тем, что каждого нужно кормить тем, что ему нравится?

Люба кивнула и подумала: так и есть, у нее в кафе именно так все и было. Один заказывает селедку под шубой, другой – пирожок…

Но здесь все-таки должно быть как-то по-другому.

Впрочем, ей ли учить художников, что и как они должны делать? Смешно даже…

Сергей принялся бережно упаковывать картину, перевязал ее бечевками, чтобы удобнее было тащить из своей норы на продажу. Бумага шуршала точно так же, как и тогда, когда он заворачивал в нее копченых лещей.

***

Как только за Сергеем захлопнулась дверь, Люба налила себе бокал шампанского и выпила до самого дна. А потом – еще один, пока не прикончила всю бутылку.

Почему-то ей казалось, что после этого у нее в голове сначала все встряхнется, а потом снова уляжется по прежним, привычным местам. Но ничего такого не произошло.

Получалось, что этот почти что незнакомый художник, Сергей Маркелов, сейчас объяснился ей в любви, предлагал сделаться его «галактикой» и делился заветными мыслями об искусстве.

Как это понимать? С одной стороны, конечно, было приятно чувствовать себя неотразимой женщиной. Но все же такая реактивная скорость у Любы в голове никак не укладывалось.

Любовь с первого взгляда?

Но чем она могла его сразить наповал? Той смелостью, с которой она вчера разделась? Или заветной родинкой? Улыбкой? Чем?

С дивана на Любу глазами-пуговицами печально смотрел игрушечный котенок. Серенький, невзрачный – как ее жизнь в последнее время. И где Катюшка только такую унылую игрушку откопала?

Люба нашла на полке акварельные краски, налила в банку воду и принялась с большим чувством раскрашивать котенка в синий цвет. Этот от нее точно не убежит! Пусть хоть он останется…

Закончив свою работу, она несколько раз с большим чувством поцеловала котенка в нос и нетвердой походкой вышла в коридор.

Павлуша открыл дверь с перекошенным, каким-то диким лицом. Или просто она так сильно кулаком стучала?

– Что случилось? Что, что у тебя с лицом? – спросил он испуганно. – Оно же у тебя все синее! Синяк? Кто-то обидел? Сергей?

– Да нет, это же краска, котик… акварель, – улыбнулась Люба и принялась вытирать щеку, еще сильнее размазывая по лицу синюю краску.

Приятно все-таки, когда хоть кто-то за тебя волнуется.

– Ах, рисовала… – сразу же успокоился Павлуша. – Это дело хорошее.