Художник. История третья. Хранитель (СИ)

– Я польщен, – начал Иржи, – что такая чудесная певица и прекрасная женщина решила составить нам компанию. Вам что-то заказать?

– Если можно, – скромно улыбнулась она, – клюквенный морс и гуляш с овощами. Мне еще сегодня выступать!

Пока ждали заказ, Иржи разговор продолжил:

– Какая красивая баллада! Я раньше ее не слышал. Признаться, она задела меня за живое! Перед моим взором так и стоит бледный молодой человек с потухшим взглядом и сверкающим рубином вместо сердца… И старуха, скрюченными пальцами тянущаяся к его обжигающему жару! Кто, если не секрет, придумал эту песню?

– Не секрет, – улыбнулась женщина. – Ее придумала я.

– О-о! Это необыкновенно! В вашей прелестной голове возникают такие самобытные образы! Так и хочется взять карандаш!

Молодая женщина покраснела. Кажется, она действительно была польщена.

– Я написала цикл баллад о здешних местах. – Наконец, справившись со смущением, сказала она. – Когда меня пригласили сюда выступать, я ни о чем таком не думала вообще! Но, когда переехала, то стала видеть очень яркие и живые сны. То мне улыбалась среброволосая девушка в цветастом платье, то, прямо живым, к стене замка приковывают юношу, пробивают ему сердце… А девушка – она мертва и ничем не может помочь своему другу. А тот еще дышит. Понимаете?

Певица шоколадными глазами посмотрела на художника.

– Он теперь не может умереть. Обреченный на вечные муки, юноша висит на стене, а вместо живого человеческого сердца – огромный пульсирующий рубин! И старая, сморщенная старуха греет о его жар свои руки, постепенно превращаясь в молодую девушку…

– Ужас какой! – Не выдержал охранник Игнац. – Когда на войне стреляют, то течет кровь, и человек умирает. Но то война!

Он потер большой рукой лоб и щеку, на которых были едва заметные следы от осколочного ранения.

– А кровавые сказки… – Он передернул плечами.

– Каждому свое. – Мило улыбнулся сразу обоим собеседникам Измирский и задумался. Что-то такое ему сегодня днем снилось… Но он не придал этому большого значения, списав на ночные алкогольные пары.

– Спасибо! – Женщина сложила салфетку. – Мне пора на сцену.

Иржи вежливо встал и отодвинул ее стул.

– Мы же увидимся, не правда ли? – Она, чуть ли не умоляя, заглянула художнику в глаза.

– Обязательно. – Показал он ровные зубки. – Мы с другом, – Иржи кивнул в сторону охранника, – обязательно завтра придем на Ваше выступление, госпожа Эстер! Мы здесь, в отеле, на какое-то время непременно задержимся!

Певица с досадой посмотрела на все слышавшего и, покрасневшего от двусмысленности сказанного, амбала.

А Иржи, провожая даму, дружески пожал ей ручку.

«На какие жертвы ради брата приходится идти» – Подумал он. – «Несомненно, девушка и мила, и талантлива, но – не в моем вкусе. Надо хотя бы дней десять прожить паинькой. Скандал уляжется, и Бернат сам прилетит за мной, не вынеся долгой разлуки».

Бросив салфетку на стол, он спросил у охранника:

– Что, Игнац, наелся? Напился?

И когда тот утвердительно кивнул, ехидно продолжил:

– Тогда пойдем спать. Время позднее и нам пора баиньки.

Произнесенная фраза была достаточно громкой для того, чтобы ее услышали за двумя-тремя столиками рядом. Игнац снова покраснел, а новая сплетня понеслась по залу и беспроводной связи. «Через час, наверняка, достигнет ушей брата. Ох, влетит мне опять!» – Пряча улыбку, думал Иржи, пробираясь между столиками на выход.

Пока художник доставал карту и открывал ею дверь, охранник с невозмутимым и неподкупным видом опустился на стул.

– Брось! – Иржи стало жалко серьезного и, в-общем, побитого жизнью парня. И он распахнул дверь. – Заходи. В гостиной есть удобный диванчик, поспишь на нем.

А потом нагнулся, чтобы стены с ушами ничего случайно не подслушали, и сказал:

– Торжественно клянусь не посягать на твою честь!

У Игнаца стало малиновым не только лицо, но и кончики ушей.

– Иди, дуралей, тебе завтра работать. А брату я ничего не скажу.

Охранник сгорбился, стрельнул по сторонам глазами и быстро зашел в номер Иржи. Закрытая дверь щелкнула замком, а стул на всю ночь остался стоять в гордом одиночестве, неся за двоих бессонную вахту.

Глава вторая. Непонятные странности.

Проснулся Иржи на рассвете. В незашторенное окно робко заглядывал нежно-розовый рассвет. Вчерашний тоскливый дождь, наконец, перестал лить безнадежные слезы, и природа с облегчением потянулась навстречу животворным солнечным лучам.