Назначенная для того комиссия собралась с Эйлером во главе. Предположения господина де Рибаса нашла комиссия разумными. Однако при испытании модель не выдержала груза и вчетверо менее рассчитанного — рассыпалась. Не отказывая автору в обильных похвалах, комиссия признала, что по представленной модели мост через Неву строить нельзя.
Впрочем, де Рибас тут же сообщил, что у него готовы чертежи другой модели, несравненно лучшей. И принялся с великой поспешностью строить вторую модель.
У Кулибина же на Волковом дворе работа шла толчками — то дотемна визжали пилы, стучали молотки, то все затихало: не было денег на покупку нужных для строения припасов. Но все же дело близилось к концу.
И вдруг в академии переполох: пожаловал внезапно сам Потемкин. Да не в Конференцию, а прямо в Седьмую линию, на Волков двор. С поспешностью собрались академики. Низкими, придворными поклонами приветствуя вельможу, старались угадать, зачем приехал. Григорий Александрович обвел всех глазами и огорошил академиков вопросом, вовсе нежданным:
— Кулибин где?
Побежал курьер в мастерские. Кулибина там не нашли. В тот день Иван Петрович рано поднялся к себе — собрались близкие к обеду. Не успел запыхавшийся курьер, ворвавшись в столовую, сообщить о прибытии Потемкина, Григорий Александрович сам пожаловал в квартиру.
— Да у тебя, никак, гости?
Кулибин поклонился:
— Я нынче именинник.
— Что ж не позвал меня? Давай вина, поздравить хочу.
Выпив рюмку, поцеловался с Кулибиным.
— Показывай модель. Приехал мост твой смотреть.
Спустились в сарай. Плотники застыли с молотками в руках, глядя на пышно разодетого вельможу.
Потемкин взобрался на модель, потопал ногами — прочно ли.
— Что говорят в академии?
— Господин Эйлер одобрил исчисление прочности моста. Однако многие почитают мой опыт забавным.
Потемкин обернулся и поглядел на провожавших его академиков:
— Не погодим ли забавляться?
С тем и уехал.
А дело с мостом вскоре и вовсе запуталось.
Меж академиками было несогласие. И у господина Домашнева, директора академии, — досадные хлопоты. Горячился Румовский. Обходительнейший Эйлер улыбался загадочно и советовал сыну, секретарю академического собрания, соблюдать дипломатическую осторожность. Профессора Лексель и Крафт были в сомнении — разводили руками.
И все из-за господина де Рибаса, представившего-таки вторую модель.
Она и впрямь была лучше первой — в даровании и остроумии замысла капитану отказать было нельзя. Однако оставались сомнения. А императрица справлялась, а фельдмаршал князь Голицын дважды писал в академию, требуя рассмотреть модель и отзыв дать без промедления. Подразумевалось: благоприятный отзыв.
Нагрузку по правилу, выведенному Эйлером для Кулибина, новая модель де Рибаса при первом испытании выдержала. Но было что-то сомнительное в расположении бревен, положенных для нагрузки на модель. Выходило, пожалуй, что часть бревен не нагружала мост, а сама была как бы опорой для остального груза, сверху положенного.
И отсюда недоверие, и отсюда споры. Дать отзыв окончательно благоприятный было невозможно. Сомнения же академиков могли вызвать неудовольствие двора, где нынче де Рибас был в моде.
А между тем Кулибин сообщил, что его модель готова и он просит ее испытать.
Вынести решение о модели де Рибаса, не испытав кулибинской, — несправедливо. На том настаивал Румовский, с тем согласился Эйлер. У прочих членов комиссии были к тому же и мысли посторонние: конечно, де Рибас в чести, однако не след забывать, что Кулибина посетил Потемкин, тем заявив свой интерес к творению механика.
Заключение по модели де Рибаса сочинял Эйлер сам — и с превеликой хитростью. Пространно выразив многие похвалы строителю модели, академик отметил: при исследовании столь больших сооружений следует быть особо придирчивым, а потому надлежит произвести второе испытание. Румовский подписать заключение отказался, сочтя модель вовсе сомнительной.
На втором испытании господа академики сами указывали, как расположить груз на модели. И она прогнулась. А прогнувшись, через малое время и вовсе рухнула. О том сообщила комиссия в отчете туманно и отменно любезно; неосторожно клали груз, модель получила боковой удар, и, быть может, потому потерпел неудачу опыт. Однако же окончательно судить о доброкачественности модели пока еще невозможно.
Тем и кончилось.
А через месяц, декабря 27 дня 1776 года, та же комиссия собралась на Волковом дворе свидетельствовать модель механика-художника господина Кулибина.
Иван Петрович знал, что Эйлер будет строг, быть может, придирчив, но справедлив. Найдет модель надежной — так и скажет. Румовский не раз Кулибина поощрял и недоволен был похвалами де Рибасу, считал их криводушными. Ждет Румовский испытания с интересом. Прочие члены комиссии — академики и адъюнкты — все ученики Эйлера. Доброжелательны же будут, пожалуй, не все, ибо затеей механика многие недовольны.