Я откинула голову обратно на зеркало, мой живот сжался. Мне хотелось растечься лужицей на полу у его ног.
— Тогда не используй их. Ты сказал, что тебе не нравится с ними рисовать.
— Не нравится. — Он коснулся носом моей ключицы и дышал, словно не мог остановиться.
— Тогда почему...
— Потому что я не хочу, чтобы тебя видели другие мужчины. — Его рык ударил в меня. Гил впился зубами в сосок, прежде чем отшатнулся назад. С голодными глазами он сжал пэстис на месте, жестоко сдавливая меня, словно наказывая меня за его реакцию.
За нашу ссору.
За все.
Инстинкт взял верх.
Месть стала моей гибелью.
Я вытянула руку вперед.
И схватила пульсирующую длину в его джинсах.
Он прижался ко мне, вдавив меня в зеркало. Его бедра качались напротив меня, зубами зацепил верхнюю часть моего уха и укусил. Сильно.
— Господи Иисусе.
Мое сердце сошло с ума, освобождаясь от всего, что было между нами.
Другой рукой я дергала за его ремень, яростно и нервно, требуя его со свирепостью, которая изводила меня.
Он снова укусил меня, его зубы были острыми, прежде чем схватить за подбородок и запрокинуть мою голову.
Гил налетел на мой рот, и наши языки тут же переплелись в вихре прикосновений и жара. Я застонала, когда он толкнулся бедрами в меня, отталкивая мои руки от его члена, чтобы вклиниться прямо между моих ног. Зеркало холодило мою спину, пока мы раскачивались и боролись, фальшиво трахаясь, дрожа от опьянения и безумия.
Я испортила стринги. Я никогда не была такой мокрой, когда он поднял меня за бедра и толкнулся в меня с такой жестокостью, что каждая частичка моего тела наполнилась болью.
Я зарылась пальцами в его волосы, перебирая беспорядочные пряди. Мы целовались, терзая губы, зубы клацали, дыхание перехватывало.
Наше желание превратило нас в беспорядочное и маниакальное переплетение тел и толчки желания.
Он был нужен мне голым.
Нужен был внутри меня.
Сейчас.
Мы вели себя так, словно за дверью шла война, и это был наш последний шанс быть вместе. Последний шанс быть честными — позволить нашим телам говорить правду, в то время как наши губы распространяют только ложь.
— Блядь, О. — Он уперся своим твердым членом в мой клитор, посылая искры в мой живот.
Немного поерзав, чтобы освободить руку, я просунула ладонь между нами и изо всех сил попыталась расстегнуть его молнию.
Гил поцеловал меня сильнее, и кровь смешалась с нашим вкусом. Неистовый голод охватил нас обоих, когда наши губы сомкнулись, а языки вступили в дуэль. Я могла кончить от одного его поцелуя.
Я была опустошенной.
Опустошенной, злой и потерянной.
— Ты нужен мне внутри. — Похоть заставляла меня рычать. — Не обращай внимания на заказ. К черту деньги. Отвези меня домой, Гил. Трахни меня вместо этого. Боже, пожалуйста...
Я ожидала, что он набросится на меня с яростью и облегчением. Что поддастся исступленному желанию между нами.
Вместо этого мой голос подействовал как ушат ледяной воды.
Гил мгновенно отбросил меня.
Его губы оторвались от моих.
Его грудь ходила ходуном, пока он судорожно втягивал воздух и вытаскивал мои пальцы, запутавшиеся в его волосах.
— Встретимся снаружи. — Повернувшись, он поправил внушительную эрекцию в джинсах под менее заметным углом, прежде чем отпереть дверь.
Я обняла себя, когда он вышел.
— Что только что произошло? — Меня пробрала дрожь, частично от прохладного воздуха кондиционера, а в основном от его отказа.
— Мне нужен этот заказ. — Гил отказывался смотреть на меня, его челюсть была напряжена. — Я не могу забыть об этом. Я никогда не забуду. Этот заказ. Все заказы важнее всего. — Он снова набросился на меня, ярость вытеснила все признаки слабости. — Ты понимаешь? Они важнее всего. Они важнее тебя, меня и всех остальных. Ты. Понимаешь?
— Я понимаю. — Я отступила от его ярости. — Тебе нужны деньги.
— Мне они нужны больше, чем ты думаешь.
— Расскажи мне, Гил. Скажи мне, что будет, если ты не заплатишь...
С его губ сорвалось гортанное, ужасное ворчание.
— Я заплачу. Я всегда буду платить.
— Заплатишь за что?
Гил закрыл глаза, как будто не мог вынести этого вопроса. Злость вытеснила все признаки прежней похоти, затягивая его в темные, непроглядные места, из которых он не мог выбраться.
Он провел рукой по лицу, полное изнеможение и отчаяние вновь охватили его.
— Ты все разрушаешь. Я не должен этого делать... Я не могу забыть о том, что важно. Не могу позволить нам трахаться!
Он ударил кулаком в стену примерочной.
— Я не могу этого сделать. Ты не можешь быть первой. Неважно, что ты делаешь со мной, неважно, что ты значишь для меня, ты не можешь быть на первом месте. Больше нет.
— Я не прошу...
— Просто надень этот чертов халат, О. Я потратил достаточно времени. Увидимся снаружи.
Он ушел с меланхоличным стоном, который снова разбил мое сердце.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Олин
Четыре часа напряженной тишины.
Четыре часа размышлений о том, что, черт возьми, пошло не так.
После того, как он оставил меня в примерочной, я согнулась пополам и судорожно втягивала воздух. Умоляла свое сердце перестать биться как ненормальное и просила свое тело перестать требовать секса.