Художник моего тела (ЛП)

Он отстранился и покачал головой, опустив руки, чтобы окинуть взглядом длинное пространство складов и их вырисовывающиеся фасады. Гил сильнее сомкнул, как будто сдерживал так много ужасных вещей. А руки сжались, как будто он хотел сразиться с воображаемыми чудовищами.

- Даже сейчас ты готова предложить мне все, что у тебя есть. - Он не смотрел в глаза, разговаривая с ночью. - Ты бы отдала мне свой последний пенни без колебаний.

Я кивнула.

- Только потому, что ты сделал бы то же самое для меня

- Ты так уверена в этом? - он холодно рассмеялся. - Я не так хорош, как ты, Олин. Никогда не был.

- Дело не в том, хорошо это или плохо. Это вопрос помощи тем, кого ты лю... - Я захлопнула рот.

Его взгляд встретился с моим, бесконечный и болезненный.

- Пожалуйста, не надо.

Мое сердце сжалось, пытаясь скрыть свое почти-признание.

- Скажи мне, для чего тебе нужны деньги, и я достану столько, сколько смогу.

Я любила его, когда была девочкой.

Я любила его, будучи в разлуке.

И все еще любила его, хотя и не была уверена, что он того заслуживал.

Гил фыркнул, как будто я задала самый грустный и трудный вопрос в мире.

- Твои деньги ничего не стоят.

- Почему?

- Потому что на это нельзя купить то, что мне нужно.

- Что тебе нужно?

Он посмотрел на звезды, и самая большая ложь сорвалась с его губ.

- Ничего. Мне ничего не нужно.

Жаль, что правда эхом отозвалась в пустоте, завывая в противоположность тому, что он только что сказал. Гил нуждался в чем-то. Ему нужно было все.

Деньги.

Безопасность.

Помощь.

Я прижалась к нему, уязвленная до глубины души, когда он отстранился, прежде чем я смогла его обнять. Мои ногти впились в ладони, когда я изо всех сил старалась не заплакать.

- Ты запрещаешь мне разговаривать с полицией, но ты в беде, Гил... ты должен сказать им. Они могут помочь...

- Помочь? - Он закатил глаза, алкогольный туман немного рассеялся. - Они помогают примерно так же, как и я.

- Что это должно означать?

- Это значит, что я чертовски бесполезен.

Я втянула в себя воздух.

- Почему ты так говоришь?

- Потому что это правда. - Он вздохнул всем телом. - В любом случае, сейчас это не имеет значения. Уже слишком поздно.

Гил всегда был меланхоличным мальчиком. В школе его улыбки были редки. Его смех был бесценен, потому что он был такой редкий, и какая бы реакция ни была у него, она всегда была омрачена напряженной настороженностью и туманным недоверием.

Но сегодня вечером, благодаря алкоголю, размывающему его стены, Гил изо всех сил пытался спрятаться.

- Что слишком поздно, Гил?

Беспокойство густо и приторно сидело у меня в груди. Я хотела прикоснуться к нему. Чтобы обнять. Держать в своих объятиях и говорить ему, что он может сказать мне, потому что, если бы он этого не сделал, яд внутри погубил бы его.

- Все. - Гил снова вздохнул, слегка покачиваясь, так как усталость смешивалась с опьянением. - Иди домой, О. Время забыть обо мне.

Я подавила желание сказать ему, что это невозможно. Что я не могла перестать думать о нем раньше. Теперь, когда у нас был секс, я была обречена быть его навсегда.

Мой голос был ровным и добрым, когда я сказала:

- Мне жаль, что я не смогла помочь тебе с заказом раньше.

Он фыркнул, сердито глядя на темный мир вокруг нас.

- Да, мне тоже.

Посмотрев в сторону пустой улицы, я крепче прижала к себе сумочку. Мысль о том, чтобы оставить его, послала предупреждающие звоночки по всей моей коже. Снова повернувшись к нему лицом, я сделала все возможное, чтобы сменить тему.

- Было трудно рисовать меня? Ты... хотел меня так же, как хотел сегодня вечером?

Его лицо посуровело.

- Я многое умею, Олин, но вожделеть холст во время работы - это ниже моего достоинства.

- Могу ли я быть честной и сказать, что то, что ты рисовал меня, было одной из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала? Быть с тобой сегодня вечером? Боже, мне это было так необходимо.

Мое признание сделало то, что я и предполагала. Оно вырвало его из черных мыслей, окрасив его черты удивлением. Гил прочистил горло.

- То, что я рисовал тебя, было тяжело?

- Очень.

Его мышцы напряглись по совершенно новым причинам.

- Потому что...

- Потому что ты был так близко, после столь долгого отсутствия. Потому что твоя кисть была похожа на поцелуй, а твой аэрограф - на... - Я покраснела. - На твой язык.

Он сглотнул, его горло сжалось.

- Я... - Его глаза блестели, как будто он хотел признаться в тысяче вещей, но эти ужасные ставни снова захлопнулись, и он пробормотал: - Сегодняшняя ночь произошла только потому, что я нарушил самоконтроль, а у тебя были сдерживаемые потребности после предыдущей работы. Это все, что произошло. Главный инстинкт - найти разрядку.

Гил фактически плеснул мне в лицо холодной водой, отбросив очередную попытку вытащить его из темноты.

Он заблудился, О...

Нет, он просто ведет себя как придурок.

И, честно говоря, я исчерпала свою квоту доброты на сегодня.

Я могла предложить только такое количество терпения. Я не была святой. Мне было больно. Мне было больно семь долгих лет. И эта боль становилась тем сильнее, чем больше он боролся со мной.