Художник зыбкого мира

Теперь о семье Сугимура редко что услышишь. А вот вскоре после капитуляции ко мне как-то заглянула младшая из сестер, занимавшихся продажей дома. Годы войны превратили ее в тощую болезненную старуху. Что весьма характерно для всех Сугимура, она даже не особенно и скрывала, что ее интересует исключительно то, как дом – а отнюдь не его обитатели! – пережил войну; она лишь весьма кратко выразила мне соболезнование, услышав о смерти моей жены и Кэндзи, и сразу перешла к теме ущерба, нанесенного бомбежками дому. Надо сказать, ее поведение отнюдь не вызвало у меня добрых чувств. Но затем я случайно заметил, с каким жадным любопытством блуждает по комнате ее взгляд, как она вдруг умолкает посреди какой-нибудь тщательно подготовленной и в высшей степени официальной фразы, буквально захлебываясь от переполняющих ее чувств, вызванных тем, что она вновь оказалась в своем старом доме. А когда я сообразил, что большая часть ее родственников с момента торгов уже переселились в мир иной, я почувствовал к ней жалость и предложил ей осмотреть дом.

Дом, разумеется, тоже пострадал от войны. Акира Сугимура пристроил к нему когда-то восточное крыло – три большие комнаты, соединенные с основным зданием коридором, проходившим через сад. Этот коридор просто поражал своей длиной, и некоторые предполагали, что Сугимура специально построил его таким длинным, чтобы, поселив в восточном крыле своих родителей, держать их подальше от себя. Впрочем, коридор этот, густо обсаженный кустами, обладал особой прелестью: в полдень на полу его всегда лежали, прихотливо переплетаясь, полосы света и тени, отбрасываемые листвой, и возникало ощущение, что идешь по заросшей садовой дорожке, превратившейся в зеленый тоннель. Так вот, от бомбежек пострадала в основном именно эта часть дома, и, когда мы осматривали ее со стороны сада, я видел, что госпожа Сугимура едва сдерживает слезы. К этому времени раздражение мое, вызванное поведением этой высокомерной старухи, уже улеглось, и я, как умел, успокаивал ее, заверяя, что при первой же возможности устраню все разрушения и дом вновь станет таким же, как и при ее отце.

Обещая ей это, я и представить себе не мог, как долго еще после капитуляции продлятся разнообразные трудности со снабжением. Приходилось порой неделями ждать, когда тебе привезут какую-нибудь одну доску или немного гвоздей. И если мне что-то все же удавалось сделать при подобных обстоятельствах, то, разумеется, в основной части дома – она тоже, к сожалению, пострадала, – а потому восстановление восточного крыла и коридора, тянущегося через весь сад, продвигалось крайне медленно. Я, правда, постарался сделать все, чтобы избежать дальнейших разрушений, но мы и сейчас еще весьма далеки от того, чтобы снова открыть эту часть дома. Кроме того, теперь, когда мы с Норико остались вдвоем, нам, похоже, и ни к чему так уж расширять жизненное пространство.

Если я сегодня проведу вас в глубь дома и отодвину в сторону тяжелый щит, скрывающий вход в полуразрушенный коридор, некогда построенный Сугимурой, вы, вероятно, все же получите какое-то впечатление о том, сколь живописен он был когда-то. Но несомненно, заметите и паутину, и плесень, с которыми я не в состоянии постоянно бороться; увидите и огромные дыры в потолке, затянутые кусками брезента. Порой ранним утром я, отодвинув щит, пробирался в коридор и смотрел, как в тоненьких солнечных лучах, пробивающихся сквозь щели и дырочки в брезенте, пляшет пыль, будто потолок в коридоре обрушился только что.

Но если больше всего пострадали коридор и восточное крыло, то и нашей любимой веранде бомбежки тоже нанесли существенный ущерб. Все мы, особенно мои дочери, эту веранду всегда просто обожали; нам нравилось сидеть там, неспешно беседовать, любоваться садом, и когда Сэцуко, моя старшая, замужняя дочь, впервые после капитуляции приехала навестить нас, не было ничего удивительного в том, что она страшно расстроилась, увидев, в каком состоянии веранда. Я, правда, уже успел устранить самые страшные повреждения, но все равно треснувшие во время взрыва доски пола торчали горбом, а крыша сильно протекала, и в дождливые дни приходилось подставлять под струйки тазики.

Впрочем, за минувший год я сумел значительно продвинуться в ремонтных работах, и когда месяц назад Сэцуко вновь приехала к нам, веранда была уже почти полностью восстановлена. Норико по случаю приезда сестры взяла на работе отгулы, и, поскольку стояла хорошая погода, дочери мои, как когда-то в юности, большую часть времени проводили на веранде. Да и я нередко к ним присоединялся, и все было почти как прежде, как в те годы, когда мы всей семьей сиживали там в солнечные дни, ведя неторопливую, порой праздную беседу.

Вот так с месяц назад – кажется, в первое же утро после приезда Сэцуко – мы сидели после завтрака на веранде, и Норико сказала:

– Я так рада, что ты наконец приехала! Хоть немного снимешь с меня заботы о папе.

– Ты что, Норико… – И моя старшая дочь беспокойно заерзала на футоне.