Художник зыбкого мира

– Я же сказал: капельку. И с водой. Он ведь уже большой мальчик!

Мои дочери переглянулись. И Норико сказала:

– Папа, ему всего восемь лет!

– Ну и что? Никакого вреда ему от капельки сакэ не будет. Особенно если водой развести. Вы, женщины, наверное, этого не понимаете, но для мальчиков в возрасте Итиро подобные вещи имеют огромное значение. Для них это, если угодно, предмет гордости. Да Итиро такое событие на всю жизнь запомнит!

– Ах, какая чушь, папа! – заявила Норико. – Его же просто стошнит.

– Чушь или не чушь, а я тщательно все обдумал. Вы, женщины, порой просто не желаете проявить должное сочувствие к мальчишеской гордости. – Я указал на бутылку сакэ, стоявшую на полке у Норико над головой. – Ведь одной капли вполне достаточно!

И с этими словами я хотел уже удалиться, но услышал, как Норико говорит у меня за спиной:

– Нет, Сэцуко, об этом не может быть и речи! Не знаю, что уж там думает папа…

– Послушайте, с чего это вы так всполошились? – сказал я, обернувшись уже от двери. Из гостиной доносились веселые голоса и смех Таро и Итиро, так что пришлось говорить потише. – В общем, так: я ему это обещал, и он ждет обещанного. Нет, все-таки вы, женщины, иногда совсем ничего не понимаете в мужской гордости!

Я опять повернулся, чтобы уйти, но тут заговорила Сэцуко:

– С твоей стороны, папа, очень мило, конечно, проявить такую заботу о чувствах Итиро, и все же мне кажется, с сакэ лучше бы подождать, пока он станет постарше.

Я усмехнулся.

– А знаешь, твоя мать, помнится, точно так же возражала, когда я разрешил Кэндзи попробовать сакэ. Ему тогда было примерно столько же, сколько сейчас Итиро. И разумеется, ни малейшего вреда ему это не принесло.

Я сказал это и тут же пожалел, что из-за такой ерунды упомянул имя Кэндзи. Я так разозлился на себя, что, видимо, не обратил должного внимания на следующую реплику Сэцуко, а сказала она, по-моему, примерно следующее:

– Не сомневаюсь, папа, что ты самым внимательным образом относился к воспитанию моего брата. Тем не менее в свете того, что случилось потом, можно, наверное, считать, что кое в чем мама имела более правильные представления.

Если честно, она, вполне возможно, сказала это иначе. И уж наверняка не хотела меня обидеть. По всей видимости, это я совершенно неправильно ее понял, ибо отчетливо помню, что Норико абсолютно не прореагировала на слова сестры, а с усталым видом отвернулась к столу и снова принялась резать овощи. Кроме того, мне и в голову прийти не могло, что Сэцуко способна разговаривать с отцом в таком непростительном тоне. И все же, вспоминая те инсинуации, которые она позволила себе утром в парке Кавабэ, я вынужден допустить, что она действительно могла сказать мне нечто подобное. Во всяком случае, ее последние слова я помню хорошо:

– Кроме того, боюсь, и Суйти вряд ли захочет, чтобы Итиро пробовал сакэ, пока не станет чуть старше, – сказала она. – Хотя, конечно, с твоей стороны, папа, очень мило проявлять такую заботу о чувствах Итиро.

Понимая, что мой внук вполне мог все это случайно услышать, и не желая омрачать ссорой столь редкий семейный вечер, я решил прекратить всякие разговоры и вышел из кухни, а потом, помнится, все время просидел в гостиной, весело болтая с Таро и Итиро в ожидании ужина.

Примерно через час мы наконец сели есть; Итиро тут же потянулся к бутылке сакэ, стоявшей на столе, постучал по ней пальцем и выразительно посмотрел на меня. Я улыбнулся ему, но ничего не сказал.

Женщины приготовили чудесный ужин, и вскоре беседа за столом потекла легко и непринужденно. В какой-то момент Таро сильно рассмешил нас всех, рассказывая о своем коллеге, который благодаря собственной комической глупости в сочетании с невезением заслужил репутацию человека, который никогда ничего не успевает сделать вовремя. И вдруг я услышал, как Таро говорит:

– Дошло до того, что даже наше начальство стало звать его Черепахой. И недавно во время одной деловой встречи господин Хаясака настолько забылся, что при всех объявил: «А теперь послушаем сообщение господина Черепахи, после чего устроим перерыв на обед».

– Правда? – с удивлением воскликнул я. – Как это забавно! И у меня когда-то был коллега с таким же прозвищем, которое получил, похоже, по аналогичным причинам.

Но Таро подобное совпадение, по-моему, не слишком удивило. Он вежливо кивнул мне и сказал:

– Помнится, и в школе у нас одного типа тоже все звали Черепахой. Я думаю, что на самом деле в каждом коллективе есть и свой естественный лидер, и своя «черепаха».

И Таро снова принялся смешить всех своими историями. Вспоминая теперь его слова, я прихожу к выводу, что зять мой, скорее всего, был прав; практически в любой группе людей, более-менее равных друг другу, всегда есть своя «черепаха», даже если этого человека и не всегда так называют. Среди моих учеников, к примеру, такую роль играл Синтаро. Я отнюдь не пытаюсь этим как-то умалить достоинства Синтаро, его знания и умения; но если начать его сравнивать, скажем, с Куродой, то покажется, что и таланта в нем тоже маловато.