Художница из Джайпура

Он потер шрам на подбородке.

– Надо же было собраться в дорогу.

Я догадалась, что он врет. Он точно так же потирал шрам, когда уверял моего отца, что станет рикшей и этим будет кормить семью.

Я снова поднесла горящую спичку к лицу девушки. Что у нее на горле – синяк или просто тень? От нее воняло навозом. Как и от Хари. Значит, они не потратили деньги, которые я выслала родителям на билеты.

Я перевела взгляд на Хари:

– Куда ты дел деньги, которые я послала?

Хари поджал губы и с вызовом уставился на меня.

Спичка догорела, я чиркнула следующей и снова повернулась к девушке.

– Рундо Рани, – хрипло выдохнула я.

Девушка заломила руки.

– Рундо Рани, – повторила я.

Она приоткрыла рот.

– Рундо Рани! – В третий раз я повысила голос.

– Рундо Рани, бурри саяни. Питхи тунда, тунда пани. Лакин куртхи хе мунмани, – выпалила она и прикрыла губы рукой, пряча улыбку.

Этот стишок сочинил папа и пел его всем дочерям, в том числе мне. «Маленькая королева считает себя самой главной. Пьет только холодную-прехолодную воду. Но вечно озорничает!»

Я медленно выдохнула. Радха подтвердила то, что я уже видела: у нее мамины глаза.

Радха опустила руку, улыбнулась мне, и я отметила, что лицо у нее совсем взрослое, хотя тело еще детское.

У меня есть сестра, и пока я убегала от своего прошлого, она росла. Но почему родители не сообщили мне об этом? Хотя как бы они сообщили, я ведь не писала на конвертах свой адрес.

Я и забыла о Хари, но тут он подал голос:

– Мы все еще женаты. Ты все еще моя жена.

Я передернула плечами.

– Мы можем начать сначала, Лакшми.

Нет! Я швырнула коробок к его ногам.

– Мы разведемся.

Он гневно раздул ноздри. Узнаю прежнего Хари.

– Теперь мне все ясно. – Он кивнул на Радху. – Вы и правда сестры. Обе лгуньи.

Что он имеет в виду? Я вопросительно посмотрела на Радху, но та потупила взгляд.

Хари обернулся ко мне и процедил сквозь зубы:

– Даже имя твое – ложь. Какая из тебя богиня благополучия! Ты бы в жизни сама не заработала на такой дом. – Он обвел рукой комнату и спросил, прищурясь: – Кто тебя содержит?

Он решил, что я чья-то любовница: иначе и быть не могло. Ну и пусть думает, будто женщина не способна зарабатывать самостоятельно!

Я сделала над собой усилие, чтобы ответить спокойно:

– Закон приняли в этом году. Теперь мы можем развестись.

Он прикусил губу и подобрал коробок. Снова оглядел комнату, пол, мое сари. Несколько мгновений мы молчали.

А потом меня осенило.

– Ты хочешь денег, – сказала я.

Ну разумеется! Хари ничуть не изменился: вместо того чтобы уехать в большой город работать рикшей, а возвращаясь домой, отдавать мне заработанные деньги, он остался в деревне, день-деньской спал, ел да пытался меня обрюхатить. И если бы не гроши, которые его мать зарабатывала продажей снадобий и целебных трав со своего огорода, нам было бы нечего есть.

Взгляд его вдруг смягчился.

– Только пока… – пристыженно пролепетал он.

– Сколько? – перебила я.

Он поскреб лоб, переступил с ноги на ногу.

– А сколько ты можешь дать?

– Я работаю не покладая рук. Все, что ты видишь, заработано годами труда. И оно еще даже не мое. – Я прищурилась. – У меня долги, и в отличие от тебя, я привыкла их отдавать.

Он заскрипел зубами.

– Хочешь, чтобы я рассказал всем правду о тебе? Что подумают твои мемсагибы, когда обо всем узнают?

У меня заколотилось сердце. В таком виде ни один чокидар не пустит его за ворота роскошного особняка, который стережет. Но Хари не хуже меня понимал, что привратников – как и всех, кому надо кормить семью и собирать приданое, – легко подкупить.

Радха не сводила с нас глаз.

– Сколько ты пробудешь в Джайпуре? – спросила я Хари.

Он пожал плечами.

Я глубоко вздохнула – раз, другой, третий. Достала из кармашка на поясе юбки свернутые купюры. Рупии, которые я откладывала, чтобы отдать долг строителю. Я швырнула их на мозаичный пол – точно так же, как некогда Хари швырял свои скудные заработки на пол нашей хижины.

Он уставился на купюры. Наверное, прежде в глаза не видал столько денег. Потом наклонился и поднял их.

Почесал заросший подбородок. Поймал мой взгляд. Открыл рот, словно хотел что-то сказать.

Я молчала.

Хари закрыл рот. Посмотрел на Радху, но она отвернулась. Покачал головой и вышел из дома.

На душе у меня было неспокойно – бог знает почему. Годами я представляла, что скажу Хари при встрече. Как наброшусь на него с кулаками. Как надаю пощечин. Запинаю. За все измывательства и унижения. И вот мы увиделись впервые за тринадцать лет, а злость на него прошла – осталась лишь жалость.

Голос Радхи вывел меня из задумчивости:

– Джиджи, так ты все эти годы жила в Джайпуре? Ты так одета…