Хулио Кортасар. Другая сторона вещей

«Как указывается в примечании, я отказался от каких бы то ни было авторских прав на эту книгу. Я понимал, что произведение на такую тему не может и не должно быть выгодным для писателя с точки зрения денег. Я хотел, чтобы эти деньги пошли на пользу другим. Чтобы они пошли на пользу людям, которые страдают в аргентинских тюрьмах. Когда эта книга вышла в свет, я отправился в Буэнос-Айрес, чтобы посмотреть на все собственными глазами. Уж если написал такую книгу, нельзя оставаться в стороне, нужно все увидеть самому, и хорошее и плохое. История сыграла со мной любопытную штуку, поскольку как раз в тот самый момент прошли выборы и победил Кампора». Тем не менее в тот момент, когда Кортасар приехал в Аргентину, у власти еще был Лануссе. С точки зрения экономической книга Кортасара действительно оказалась полезной, поскольку помогла решить некоторые практические проблемы. В частности, на вырученные деньги адвокаты политзаключенных могли нанять транспорт для членов семей узников, чтобы те могли свободно передвигаться по просторам Патагонии. «Книга продолжается в жизни, и это для меня самая главная выгода».

Мы уже говорили, что в литературном отношении «Книга Мануэля» не удовлетворяла Кортасара по указанным причинам, как не удовлетворяла она большую часть критиков, занимавшихся его творчеством, и широкие круги читателей. Некоторые считали, что атмосфера, но не сюжет (речь идет о попытке похищения одного дипломата по инициативе латиноамериканской группы Ла Хода) очень напоминает роман «Игра в классики», но обедненный и выхолощенный: латиноамериканцы в Париже, они собираются вместе, ведут интеллектуальные беседы. Но если «Игра в классики» и ее атмосфера – это очаг, горящий в ночи, то «Книга Мануэля» всего лишь искра, причем вспыхнувшая при свете дня. Неприкаянное существование персонажей, безудержное погружение в область эротики (на этот раз более чем очевидное), иронический тон разговоров и неудержимый поток патафизики в духе Альфреда Жарри, конечно, соотносятся с «Игрой в классики» и даже с более давним романом «Экзамен», но в этой книге отсутствует жизненная субстанция, живая энергетика, которой отличались оба упомянутых романа Кортасара. Это «Игра в классики», только написана она Кортасаром, который поменял угол зрения: он перешел от экзистенциализма к реальности.

В любом случае мы не можем говорить об этой книге как о провале. После выхода в свет «Книга Мануэля» была не только удостоена премии Медичи за лучшее иностранное произведение, но ее экономический эквивалент послужил делу чилийского сопротивления, да и для самого Кортасара она стала еще одним шагом в его эволюции как писателя.

В карьере писателя, как и в любой другой профессии, есть моменты продвижения вперед и есть периоды отступления, Кортасар же всегда отстранение относился к таким вещам, как давление со стороны издательств или условности моды. Мы уже говорили о том, как во время написания романов «Игра в классики» и «62. Модель для сборки» он сомневался, найдется ли вообще какое-нибудь издательство, которое проявит интерес к обоим романам. Что касается «Книги Мануэля», то она даже превзошла его ожидания, причем намного: с точки зрения результатов прагматического и конкретного толка. Заметим, однако, – и это очень важно, – что именно эта книга стала его последним романом. После «Книги Мануэля» писатель возвращается к жанру короткого рассказа, на ту почву, где он всегда чувствовал себя полновластным хозяином.

Необходимо иметь в виду, что за неизменное участие в работе Трибунала Бертрана Рассела аргентинские власти объявили Кортасара «персоной нон грата». В 1975 году его мать, в возрасте 81 года, вынуждена была приехать в Бразилию, в город Сан-Паулу, чтобы встретиться с сыном, которого она не видела уже три года, поскольку приезд Кортасара в Буэнос-Айрес представлял угрозу для его жизни: «Тройное А», организация фашистского толка под предводительством весьма зловещей фигуры, министра Лопеса Реги, вполне могла мобилизовать на решение этой задачи свои лучшие силы. Тогда Кортасар из добровольного беженца превратился бы в беженца преследуемого. Ситуация осложнялась еще и тем, что, по мере того как укреплялся военный режим, Кортасар все больше беспокоился о том, что его мать и сестру могут подвергнуть репрессиям, как это случилось с детьми поэта Хуана Хельмана и с ним самим, когда в результате действий военных властей они попали в число без вести пропавших, и такая же участь постигла многие тысячи семей.