Хулистан

– А мне вот некому было помочь. Я пыталась найти работу, – продолжила она, что-то про себя обдумав. – Но куда податься восемнадцатилетней девушке, которая даже школу не закончила? Разве только в продавщицы. Работаешь по двенадцать часов, через день, все время на ногах, улыбаешься всем подряд, терпишь хамство и капризы – и за все это тебе платят какие-то крохи, которых едва хватает на оплату квартиры, еду в забегаловках и самые дешевые тряпки на распродажах. А ведь ты молода, красива, на тебя облизывается каждый второй козел в штанах, когда идешь по улице, и готов выложить пару сотен, если согласишься подставить зад или хотя бы отсосать на заднем сидении… В то время я просто ненавидела мужчин. Всех подряд. А потом сошлась с Полидоросом – хозяином дома, где снимала каморку. Я задолжала ему за три месяца. Нет, он не стал по-хамски требовать расплатиться натурой. Он предложил мне другую квартиру, большую и прилично обставленную. В другом его доме, для жильцов посолиднее. У него было несколько доходных домов. И с десяток мясных лавок по всему городу. Мясник… Я была для него свежим мясцом. Он приходил дважды в неделю. Просил раздеться и станцевать что-нибудь. Я не умела танцевать. Стеснялась и, наверное, это выходило нелепо и смешно. Но он не смеялся. Сидел в кресле, выставив свой необъятный живот, и беззвучно хлопал в ладоши. Пил вино и мне подливал. Заставлял пить, пока я не вырубалась. Только после этого он стягивал штаны и наваливался на меня… Утром я почти ничего не помнила, обнаружив себя голой на ковре, всю в синяках. А однажды увидела на столе стопку денег мелкими купюрами – 1000 евро – и записку. Раньше он мне никогда не давал больше сотни. Еду и все необходимое покупал сам. А тут целая тысяча…

– И что было в записке?

– Освобождение, – обернулась она и жалко улыбнулась. – Он просил меня съехать в течение недели, поскольку нашелся выгодный жилец на квартиру. Очень вежливо составленная записочка, с извинениями и самыми лучшими пожеланиями. Здорово, правда?.. Я съехала в тот же день. Сняла номер в дешевом отеле. Проспала двое суток. Просыпалась, становилась под горячий душ и снова ложилась спать. Ничего не ела. Только воду пила из-под крана… Первое, что я сделала – купила красивое платье. Далеко идти не пришлось – магазинчик был в том же квартале, наискосок от отеля. Еще я купила новую сумочку, симпатичные туфли на высоченных шпильках и красную помаду. Вернулась, переоделась, накрасилась и отправилась гулять по городу. Словно я в нем не родилась и не прожила все свои восемнадцать лет. Словно я была не я, а какая-то другая девушка, из другой страны или даже с другой планеты. Вкусно поела в ресторанчике. Потом купила мороженое. Потом баночку колы. Потом пила кофе с пирожными за столиком открытого кафе, курила с наслаждением и грызла жаренные тыквенные семечки… Я была в тот день какой-то ненасытной – все время хотелось есть и пить. А вечером пошла в бар. И мне было очень весело. За мной ухаживали, угощали коктейлями, приглашали танцевать, а ушла я с одним высоким блондином. Его звали Марек, и он оказался поляком. Студент, будущий врач, приехал в Афины на каникулы. Утром он стыдливо сунул мне две сотни, сказав, что это практически все его последние деньги, потому что вечером он уезжает в Варшаву. Жалел, что мы не встретились раньше… С этих двух сотен все и началось. У мальчика оказалась легкая рука.

Дэля медленно выпрямилась, встала, облокотившись о перила, и застыла как фарфоровая статуэтка, глядя в сад. Только сжатые губы играли тонкой печальной улыбкой.

– Ты давно здесь? – спросил я, чувствуя себя неуютно от ее молчания. – Почему ты не уедешь? Тебе ведь здесь плохо?

– Куда? – не сразу отозвалась она. – Куда я уеду? Меня ищут. Как только я появлюсь там, меня схватят и посадят за решетку.

– Но что ты сделала?

– Убила человека.

– Любовника?

– Нет, – презрительно скривила губы девушка. – Его жену. Тупую, некрасивую и жестокую суку. И я не о чем не жалею, если хочешь знать. Хотя мне все пришлось бросить и податься в бега с одним чемоданчиком и жалкой суммой денег, что я успела обналичить. Но что деньги, квартира, тряпки и безделушки? Все это можно снова вернуть. А вот чего не вернешь ни за какие деньги, так это саму себя, если тебе пришлось однажды от себя отказаться. Не вернешь родных, друзей, любимого города, хотя ты и была в нем всего лишь удачливой проституткой. Ты уже не имеешь права ни на что, чем раньше владела только благодаря своему имени. Даже на свою внешность ты не имеешь права – и приходится перекрашиваться или носить парики, ходить в очках, носить какие-то необъятные балахоны, чтобы скрывать стройную фигуру… Ты когда-нибудь жил под чужим именем?

– Нет. Но я жил в коммуне.