Хультура речи

Глухой темной ночью Спасскую башню тихо взорвали с помощью специальной бесшумной взрывчатки и на ее место установили аккуратно покрашенную, с заведенными курантами, новенькую ракету. К этому времени был уже сформирован и проходил интенсивные тренировки первый в мире отряд космонавтов, состоявший из взвода летчиков и стаи собак. Сначала с Байконура в примитивных неотапливаемых ракетах полетели в космос собаки — Лайка, Белка и Стрелка. Их задачей было подняться на околоземную орбиту и нажать носом кнопку, раскрывающую солнечные батареи. После чего ракета начинала отапливаться электричеством, и при помощи телекамеры ученые гораздо более долгое время могли наблюдать их агонию.

Вскоре после этого настал черед летчиков. Первый полет человека в космос рассматривался как небывалая пропагандистская акция, именно поэтому советский космонавт должен был взлететь с территории Кремля на Спасской башне-ракете, исполняя во время набора высоты государственный гимн, а во время спуска, в случае нештатной ситуации — мужественную песню «Варяг». Юрий Алексеевич Гагарин был выбран кандидатом №1 не только из-за своей знаменитой улыбки, на целых 12 пунктов превосходившей улыбку Кеннеди, но и из-за того, что при тайном отрядном голосовании очень любившие его оставшиеся собаки с радостью отдали ему свои голоса.

Однако весной 1960 года, буквально накануне старта, программа была закрыта. Специалисты Министерства Культуры Машиностроения после всестороннего анализа пришли к выводу, что бой курантов в безвоздушном пространстве не будет никому слышен, а работа мощных стартовых двигателей может привести к обрушению правительственных зданий и, как следствие, к преждевременному падению Советской власти.

Поэтому Гагарин полетел через год с Байконура в обыкновенной неотапливаемой ракете. И пел «Бесаме мучо». Просто для того, чтоб согреться. 

1945

Победа, победа... Два людоеда подрались тысячу лет назад. И два твоих прадеда, два моих деда, теряя руки, из ада в ад, теряя ноги, по Смоленской дороге по старой топали на восход, потом обратно. «...и славы ратной достигли, как грится, не посрамили! Да здравствует этот... бля... во всем мире... солоночку передайте! А вы, в платочках, тишей рыдайте. В стороночке и не группой. А вы, грудастые, идите рожайте. И постарайтесь крупных. Чтоб сразу в гвардию. Чтоб леопардию, в смысле, тигру вражьему руками башню бы отрывали... ик! хули вы передали? это перечница...»

А копеечница — это бабка, ждущая, когда выпьют. Давно откричала болотной выпью, отплакала, невернувшихся схоронила, на стенке фото братской могилой четыре штуки, были бы внуки, они б спросили, бабушка, кто вот эти четыле...

«Это Иван. Почасту был пьян, ходил враскоряку, сидел за драку, с Галей жил по второму браку, их в атаку горстку оставшуюся подняли, я письмо читала у Гали, сам писал, да послал не сам, дырка красная, девять грамм.

А это Федор. Федя мой. Помню, пару ведер несу домой, а он маленький, дайте, маменька, помогу, а сам ростом с мою ногу, тяжело, а все ж таки ни гу-гу, несет, в сорок третьем, под новый год, шальным снарядом, с окопом рядом, говорят, ходил за водой с канистрой, тишина была, и вдруг выстрел.

А это Андрей. Все морей хотел повидать да чаек, да в танкисты послал начальник, да в танкистах не ездят долго, не «волга», до госпиталя дожил, на столе прям руки ему сложил хирург, Бранденбург, в самом уже конце, а я только что об отце такую же получила, выла.

А это Степан. Первый мой и последний. Буду, говорит, дед столетний, я те, бабке, вдую ишо на старческий посошок, сыновей народим мешок и дочек полный кулечек, ты давай-ка спрячь свой платочек, живы мы и целы пока, четыре жилистых мужика, батя с сынами, не беги с нами, не смеши знамя, не плачь, любаня моя, не плачь, мы вернемся все, будет черный грач ходить по вспаханной полосе, и четыре шапки будут висеть, мы вернемся все по ночной росе, поплачь, любаня моя, поплачь и гляди на нас, здесь мы все в анфас — Иван, Федор, Андрей, Степан, налей за нас которому, кто не пьян...» 

2008

Возле площади, на полянке, догорали, коптили танки, догорали хэбэ, портянки, и валялись, как после пьянки, пацаны короткой войны, никому уже не нужны, ничему уже не верны, невернувшиеся сыны. Их безумные встретят мамки, их затянут в черные рамки, их опустят в сырые ямки возле площади, на полянке. И от площади той до этой будут зимы ходить и лета, будет холодно и нагрето. И забыто. Что кто-то где-то... 

ТО ДА СЁ

БАЛАГУР