Хунну в Китае

В 318 г. хуннскую династию постигла большая беда. Сгорело одно из крыльев дворца, и в огне погибли 20 членов фамилии Лю. Это была большая потеря, потому что погибли люди безусловно верные и нужные, заменить их было очень трудно. К несчастью для хуннского народа, наследник престола не был в этом числе[116].

Вскоре после этого заболел и умер Лю Цун, оставив престол старшему сыну, бездарному Лю Цаню. Зная «возможности» Лю Цаня, Лю Цун поручил охрану империи канцлеру Лю Яо и маршалу Ши Лэ, присоединив к ним двух своих младших сыновей и главного интенданта, китайца Цзинь Чжуна. После похорон шаньюя (и императора) полководцы вернулись к своим войскам, а Цзинь Чжун остался единственным советником Лю Цаня. Свое положение он использовал для того, чтобы побудить нового владыку избавиться от опеки и советов братьев, которые были вскоре казнены по обвинению в кутежах и небрежении к своим обязанностям. Фактическая власть оказалась в руках Цзинь Чжуна, который был отнюдь не беспринципным честолюбцем, а подлинным китайским патриотом, влюбленным в свою цивилизацию, которая, на хуннский взгляд, в эпоху Цзинь была чудовищна. Но это неумение предугадать поведение людей иного этнического склада и вытекающие отсюда тяжелые последствия характерны для всех зон этнических контактов.

Разница этнических черт хуннов и китайцев была такова, что обычаи одних вызывали у других физическое отвращение. В частности, у хуннов, живших в степях, существовал обычай наследования жен. Вдова старшего брата становилась женой младшего, который был обязан о ней заботиться как о своей любимой жене[117]. Иногда на тех же условиях жены отца переходили к сыну (за исключением, конечно, его матери). Этот обычай сложился и бытовал тогда, когда была нужда в охране женщины в условиях сурового климата и межплеменных войн. Это своеобразное «социальное страхование» оплачивалось женским трудом в юрте родственника. Благодаря этому обычаю женщина даже в условиях экзогамии и патриархального родового строя имела обеспеченное положение в случае вдовства. С переходом хуннов в Китай этот обычай потерял свое значение, но сохранился как реликт.

Поэтому, когда Лю Цань стал посещать юных наложниц своего отца, с точки зрения хуннов, это было его право и долг. Но китайцам такое поведение казалось чудовищным развратом, а Цзинь Чжун использовал этот факт для своих целей, которые считал патриотическими и благородными: он восстановил служивших во дворце китайцев против варвара, живущего с «собственными матерями», потому что в Китае все жены отца считались находящимися в этом ранге. Это была капля, переполнившая сосуд взаимного негодования и озлобления.

Никакие приманки не могли примирить китайских патриотов с господством «варваров», но ждать спасения от своих южных соплеменников было явно бессмысленно. Приходилось рассчитывать на собственные силы и искать новые способы борьбы. По этому пути пошел Цзинь Чжун, выступивший в роли китайского Конрада Валленрода[118]. Сделав блестящую карьеру и став правителем при бездарном монархе, он тем не менее поставил на карту все добытое благополучие и даже свою жизнь: он решился на государственный переворот. С кучкой заговорщиков он ворвался в покои Лю Цаня и учинил резню, в которой погиб доверчивый император (и шаньюй).

За сим последовала жуткая расправа. Все родственники Лю Цуна без различия пола и возраста были казнены на рыночной площади; трупы Лю Юаня и Лю Цуна были вырыты из могил и обезглавлены, а храм предков фамилии Лю сожжен. После погрома Цзинь Чжун принял титул вана (Хань-ван)[119], что указывало на признание южного императора династии Цзинь его сюзереном. Затем он, взяв в руки государственную печать, захваченную хуннами в Лояне, заявил: «Отныне Китай не будет управляться кочевниками. Вот печать, которой они овладели. Я ее возвращаю законным владельцам — императорской фамилии Цзинь». И он послал на юг письмо, в котором объяснял свой поступок желанием освободиться от иноземцев, «презренных и лишенных добродетелей», и отомстить им за двух казненных императоров, прах которых он отправил вместе с письмом на юг[120].

Как видно, Цзинь Чжун считал себя не предателем и убийцей, а героем, но это было так же непонятно хуннам, как китайцам — наследование жен. Народ покидал столицу и бежал в провинции, находившиеся под контролем войск Ши Лэ, который с 50-тысячным войском двинулся на Пиньян. На западе империи Лю Яо, узнав о трагедии, объявил себя императором и отдал приказ казнить каждого, уличенного в сношениях с узурпатором. Напуганный Цзинь Чжун попытался договориться с Ши Лэ, но тот арестовал посла и отправил его Лю Яо.